писанинки :)

[GazeRo888]

Лунная...шпага... желаний..

..И сейчас, словно,злорадно поигрывает перекрещенными путями бликов и теней, как будто кривляющихся мне; а все почему?
Потому что я, (быть может), увы, негорделивая и довольная всем на свете обезьянка боцмана с моего корабля, а, имеющий свои привилегии и достоинства, капитан!
Только... (что это?) я начинаю вздыхать, что не смогу никогда вот так безмятежно встречать закат и рассвет,восседая на плече боцмана с умным видом и, удрученно жуя финики, кривляясь отдуши; ведь это не несет ни жары слабостей, ни холода одиночества, ни тумана чувств...
Они проснулись во мне, при знакомстве с одной, пронзившей насквозь одним взглядом, кокетливо-взбаломошной,и все же таинственно-приятной дамой в платьице цвета изумруда и с волосами света ночи; молнией, пугающей... и подбадривающей на всякие безрассудства.
Уж не знаю, благодарить мне... или проклинать миг, когда они резвою гурьбою принялись преследовать мои страхи и надежды - когда почувствовалось жаркое и ослепляющее желание совершить, длядамы с волосами света ночи, подвиг: задала мне она достать белоснежную маску изчистейшего лунного камня (услышав это, мои товарищи сразу с оханьем бросились предлагать оставить идею подвига - лунный камень водился в далекой и опасной стране).
Но в то мгновение захлестнула меня мягонькая и темная волна упрямости, и сказал я с кремнем пестрости даме, что добуду маску, отчетливо разобрав потом яростный и горький, долгожданный от души,плевок одного из товарищей в дверь моей каюты.
Некогда было принимать к, своему мятежному, сознанию их обозленно-презрительные косые взгляды обиды и незримого протеста какого-то: предстояло не терять бдительности и не терять (и так с большим мысленным абордажем) найденный мною путь к стране с маской для дамы.
Как будто, что-то недоброе закралосьв ее прощальной учтивой улыбке, вспоминания о которой не заглушались ни скрупулезным управлением непредсказуемо вертлявого и хрупкого штурвала и осведомлением насчет прилежности сонливых и вороватых гребцов; ни чисткой будто паутинного оружия и коротанием времени с ветхими картами и приборами; ни громкими песнямии шутками товарищей, с всенепременно звенящими орлами-решками и хриплыми стенаниями старенькой скрипки, и не тонули в роме с салатом из омаров, наспех состряпанным коком.
Все это все быстрее буквально невыносимо окислялось пляшущим колюще и обескураживающе дождем; беспощадно срывающим мачты и паруса ветром, поднимая таратам на корабле в связи с всеобщей хаотичной погоней за улетающими парусами; замуровывающим порою тошнотворно и,вместе с тем, пронзительно-трогательно вопящих и беспомощно порывающихся дрыгать ногами-руками, товарищей снегом; нагло окрашиваясь то хлопотливой жарой, то всепокрывающим туманом, в котором все они, как один, лишь иприжимались друг к другу, опасаясь спрутов из лживых легенд или черно-сказочно добрых акул; не давая скучать им и мне ни на миг интенсивной баталией с последующим бегством от, порывающегося пробить пушками, знакомого (и очень часто - не очень) корабля конкурентов-торговцев; пока мы плыли к заветной (для меня) стране.
Но скрипящий от радости и облегчения, полуразвалившийся наш корабль, в конце концов,... вынудил меня однажды с перепугу запутаться и рухнуть вместе с гамаком, немилосердно прервав сладостно-краткие, столь желанные грезы: он с силой врезался в каменную стену,целиком подсвечивающую прозрачным сапфировым цветом, за которой я с изумлением насчитал всего лишь три гордых верхушки этого странного места-города; побезнадежно свирепым лицам товарищей и пунктирам карты, осознавалось - это тастрана, с маской для дамы.
Я готов был перецеловать и передушить в объятиях всех членов своей команды, рассерженно отталкивающих меня и с отборными ворчаниями-ругательствами понукая поскорее уж найти вожделенный предмет; и мои руки сами поторопились открыть массивные ворота города лишь трех верхушек - нас встречали пустые улицы, скудно запутанные неясными серебряными статуями и фиолетовыми, подстриженными деревьями.
Товарищи, по (замечено опытом) неконтролируемой привычке, засуетились в планах, с кулаками и ором, со слюнями-синяками, отломать наиболее редкие, дорогие и красивые обломки статуй и деревьев, чтобы потом, хвастая и невинно-геройски ластясь, выпрашивая у меня лакомый кусочек, крушить это, играючи, на нашем корабле или лениво охранять,любуясь фестонами пыли на, некогда соблазнительно блестящей, добыче.
Я же, словно околдованный, шел к первому зданию, вылитому из лепестков жемчуга, к которому вела кривая и перевернутая стрелка указателя, предвкушая найти там доброго косматого и бородатого темно-синего морского владыку в короне из кораллов, который (за все,даже самое неповторимое и ценное) подарил бы мне товарищей порасторопнее,костюм и корабль помоднее, а для дамы - не только маску, но и тысячу того, изчего выточен ее камень.
Никого в просторной зале жемчужного здания не было, только яства заземные, так и притягивающие своим ароматом и добротными кремами, хрустящими корочками, густыми соусами!
Мой, истощенный, ну словно одною морской водой и тиной, желудок без церемоний приказал руке потянуться клакомствам, наперед сыто урча от пирожных, бекона, супов всех цветов и свето-видов...
Но тут меня отшвырнул от угощений и принялся колотить неприятный тип в бардовом сюртуке, скучающе-зловеще поблескивая своими притворными глазами, только и выглядывающими из черной ткани, наброшенной зачем-то на лицо, оскорбляюще наслаждаясь моею растерянностью и хилым сопротивлением (я был выжат, психологически, ну, и, потом, морально,заботой днями-ночами о нерадивых баловнях-товарищах, о безделушках-добыче-оружиии и об обленившемся разине-корабле).
Весьма позорная (не скрою, в отношении меня) битва закончилась тем, что тип, жмурясь от удовольствия, еще попинал меня и... исчез, что-то поспешно унося в руках; я пригляделся и -гнетущий жар мрачного стыда овладел мною, ноги обмякли и мысленно, наверное,поддерживали мою мысль остаться здесь и лопнуть от депрессивно-безостановочно поедаемых блюд, но не показывать и соленых (от слез) губ товарищам – меня лишили любимой батисто-медной повязки на волосы и золоченного пояса с увесистой шпагой (символа моего правления кораблем и авторитета среди товарищей) – я больше не капитан.
Эта мысль уже продиктовала разочарованно давиться очередным, абсолютно невкусным и отравляющим запахом,яством; но, спустя мимолетность, навек улетучилась в свои сомнительные недра -с живительным лучиком меня утешительно потрепала догадка о том, что товарищи мои, как и я, просто, незаменимые, по-своему милые и даже забавные, люди; а корабль, как и чей-то дом, просто, верное, родное, священное пристанище; этовсе непростительно покидать!
И я благовейно выбежал из жемчужного здания к товарищам, совсем не полагаясь на их радость и журящее волнение заботы и почтения - они все группкой сопровождали пролетающую над городом белую, однупушистую тучу, с важно-счастливыми лицами.
Мне быстро стало скучно,прогуливаясь по пустынным улицам, и я с любопытством направился к другому зданию, так и отливающему яркими рубинами, внутренне настаивая на каких-никак их благах от него, что смогли бы помочь мне забыть все пережитое.
В том здании были лишь сломанные лестницы, пахнущие дымом и отталкивающие ярко-оранжевым огнем своих ступенек,безвкусно размазанные штрихи грязи на хрустальных фонтанчиках в форме сердечек,из которых еле-еле печально со скудной надеждой вырывалась струйка воды,бледные картины, оттеняющиеся лучиками отражений, притаившихся призрачных,зеркал, изображающие одну и ту же красавицу в изумрудном платьице, волосами света ночи, удивительно похожую... на меня и на даму, для которой как-то подзабыла искаться маска.
Дама на портретах была такой разной и... одинаковой, что у меня просто отнялся дар речи и дыхание замерло; вновь непроизвольно потянулась рука - к одной из картин, прикоснуться хоть на мгновение к этой красавице.
Но я не смог этого сделать – из портрета обворожительной незнакомки (словно давно известной мне и притягивающей, как магнит) выпрыгнула морда страшного, громадного ярко-желтого тюленя, что будто никогда не принимала в свой усатый рот водорослей и рыбы, как ей положено - она откусила мне кисть той самой руки, что побелела от беззащитного испуга и просто тянулась к картине с дамой.
Я шокировано глядел на скрывающуюся,в водовороте теней, ухмылку тюленя, шлепком ласт который, словно в снисходительное мажорство со своей стороны, бросившего мне напоследок шпагу,почти без рукоятки - она крепко-крепко, давяще-неснимаемо села мне на откушенную кисть, опять показалось на момент, что благороднее и полезнее всего будет остаться тут, чтобы забыть даму (которая, конечно же, только бы рассмеялась бы надо мною и не захотела б больше со мною ничего иметь).
А как это сложно было, больно – без нее ведь, как темновато-упрямо шептало сознание, вовсе больше не существовало моих мыслей и чувств, стимулов бравого дела моих товарищей и все вообще.
Хотели снова литься из моих серых уставших глаз слезы, неуклюже расписывая бледное лицо с, небрежно чуть всклоченными, темными кудрями волос, наляписто-пышную ленту поверх приталенного темно-бежевого старого пиджака и рубашки, штаны в тон пиджаку, с тяжелыми перевязями,вечно глохнущего пистолета и традиционно тупого кинжала, и высокие скользкие и жмущие ботфорты; но это... быстро прошло - с рукой-шпагой я, безусловно, только восстановлю свое пугающе-славное имя среди конкурентов, наверняка, и преуспею в нашем деле лучше их; верну трепетное поклонение товарищей и найду себе новую,по-настоящему, красивую и добрую, верную даму.
И снова деловитая моя походка,укрепившаяся от этой идеи, танцующе покинула ступеньки рубинового здания; волнительно-совестливо поджидало сознание товарищей, которых морские буераки носили невесть где.
Они, с молниеносностью черепахи и галасом полсотни петухов, в конце-концов, явились, скуляще уставившись глазамии, переминаясь с ноги на ногу, прося меня покинуть этот неясный, скучный город.
Но... неведомо почему, я наотрез отказался потому, как в моих мыслях вдруг всплыла маска из лунного камня (за нее уж, поди, давно бешено и на всяк лад бранятся мои конкуренты; как же мне хочется перещеголять их всех, заполучив, в столь молодом возрасте, такой,бесспорно лучший, трофей!).
И, мерзко-безразлично-вежливо попросив товарищей ждать меня возле последнего, радужно-черного здания, я вдохновлено удалился туда.
В этом, словно игрушечном здании - с яркими, ломкими крохотными стенами из тонкого дерева, маленькими точно легко-искуственными деталями мебели и вещами, мягкими куколками, изображавших хозяев домика или его украшение, уже... ничто не ожидалось и не вызывало других помыслов, кроме как найти маску и, забрав ее жадно-скоро,уплыть с товарищами к новым заботам и забавам.
Они сияли стеснительно и ярко...маленькой нарисованной рожицей, выточенной из лунного камня, у одной из куколок; меня разбирали негодование и, одновременно, чувство близкой победы – у куклы не живо сознание, она ничего не почувствует, ей все равно, что ее лицо останется у кого-то еще.
Я только коснулся шпагой-рукой маски, чтобы отрезать ее от куклы, как... она и домик исчезли, отовсюду стало темно, гулко зашагали и засопели пугающие тени в паутине и чьи-то жуткие голоса заскрежетали: раз все вокруг - кукольный домик, то все, что ходит по домику и примеряется к нему, можно разрушить.
Меня бросило в холодный пот от того,что я слышал и отчего меня осеняли догадки: я тут как... кукла, она ничего не почувствует, ей все равно, что ее лицо останется у мрака и теней.
Но это ведь, пусть и путанно-никогда, но не станет правдой, это же кричало и тревожно стучало в дверь рассудка мое сознание, и я наотмашь поднимаю руку с вкрепленной в нее шпагой вверх, в смутной надеже на...
Свет... какое, действительно, счастье, что я его нашел: маленький,тоненький, чуть пробившийся сквозь от, пронзенной моей шпагой,страшновато-надвигающейся шеренги темноты - он рассеял ее, доказал благовейно,что товарищи мои незаменимые, по-своемумилые и даже забавные, люди; а корабль родное, священное пристанище; это все непростительно покидать!
Он тихонько и спасительно осторожно забирал с моего лица капельки грусти,наряд будто осыпая ярким, волшебным порошком, что когда-то притянет, пусть крошечный, но мир с конкурентами-торговцами, укрепит дружбу с товарищами и найдет по-настоящему, красивую и добрую даму, отыщет что-то, что куда ценнее маскииз лунного камня – согласие и вечное тепло от самого неповторимого и ценного!
С, греющим странный город о трех макушках, солнцем меня искренне-радостно встречали товарищи, старательно и скромно предложив, для утешения, пусть и банальные, но найденные для меня янтарь и монеты; с трепетом возвращаясь сомною на корабль (а после - аккуратно натирающие мне шпагу-руку и с энтузиазмом помогая мне во всех, почти капитанских, заботах, усердно устраивая разные забавы, чтобы и мне, и всем было хорошо).
И... я тихонько им улыбаюсь, с готовностью направляя свой корабль к новым далям, украдкой наблюдая по ночам на нем, совершенно дивный, блеск... лунной шпаги...желания...

[GazeRo888]

И все-таки природа разговаривает

Мы общаемся… Общение всегда было важным в жизни людей. И сейчас одним словом может решаться судьба человека. Одно слово может выразить всю радугу нашей души…
Я задумалась, а может ли природа каким-то образом выражать свои эмоции, мысли. Ведь считают, что, если «весь мир общается», то и природа общается. Мало того, она слышит и все понимает. А как природа говорит? Не обязательно звуками, она может выразить свою мысль состоянием, движением, вкусом, цветом, светом, запахами. Надо только уметь к ней прислушаться.
Возьмем, например, животных. О, как некоторым из них повезло! Ведь животным, скажем – собаке, дана способность не только «лаять», чтобы выразить свои чувства, но и… корчить рожи! Сама наблюдала, как собака делает недовольную морду. Очевидно, она этим говорит: «Мне не нравится!». Кроме того, многие животные (та же собака) умеют «разговаривать» позами. К примеру, если собака припадает на передние лапы и виляет хвостом, она вас хвалит и просит. Таким движением собака говорит: «Ты хороший! Ты мне нравишься! Поиграешь со мной, а? Я ласковая!...».
Но представьте, что животное немое. Как оно выразит свои чувства, свои просьбы? Рассмотрим рыб. Рыбы немые? А вот и нет! Если бы рыбы не общались, они бы все дружно вымерли. И мимикой их, в отличие от собак, природа не наградила. И двигаться рыбы практически не могут. Но они же разговаривают! Как? Ученые до сих пор не могут разгадать эту тайну. Скорее всего, рыбы общаются телепатией или количеством выдыхаемых пузырьков воздуха (так считаю я и совершенно не настаиваю на своей теории).
А теперь возьмем слепых насекомых, которые абсолютно ничего не видят. Как они разговаривают? Ладно кузнечики, сверчки услышат вибрации. Допустим, пчелы, танцуя, ощутят колебания, сообщат и поймут, где находятся цветы. А если насекомое еще и глухое, и с осязанием у него проблемы? Нюх помогает всем животных понять «слова» друг друга. Но для муравьев и термитов нюх имеет особое значение. Мне приходилось видеть фильм про муравьев и термитов, в котором целая армия насекомых погибла. Потому как дождь смыл все запахи и вся информация с ароматами была утрачена!
В животном мире, конечно, прислушавшись, можно услышать просто удивительные речи. Многие из нас видели из кинофильмов печальную, жутковатую и мрачную картину того, как одинокий волк воет при луне. Признаюсь, я тоже, глядя на этого волка, думала: «Ему холодно. Он голодный». Оказывается, волки воем как бы предупреждают: «Тут волк. Ему вполне хорошо одному. Он хозяин этой территории, и пусть проваливают все чужие, пока волк их не порвал…».
Идя по лесу, вы заслушиваетесь пением птиц. А не задумывались, что оно означает? Птицы беспрестанно делятся новостями: «Это мое дерево. Ягодок с него я не дам потому, что я сильный и крупный…».
Единственный, кто мне непонятен своими «разговорами» среди животных – это кит. Впрочем, и его песни могут найти объяснение. Ученые считают, что «поющий» кит дает о себе информацию, чтобы его узнали родичи. Другие полагают, что кит поет для привлечения пары.
Мне почему-то кажется, что он просто-напросто «заговаривает» воду: «Становись, водичка, чистой! Чтобы рыбки в тебе водились, чтобы я мог этих рыбок съесть..». А то уж больно глубоко живут киты, и в той мутной глубине рыба почти не плавает! При таких делах волей-неволей начнешь «колдовать» себе обед!
Некоторые животные «болтают» не звуками, а цветом. Загляденье! Взять, например, знаменитого хамелеона: он не просто маскируется, он душу изливает: «Когда я спокойный – я зеленый, когда злой – черный!».
Похоже ведут себя осьминог и камбала. Камбала цветом хвастается: «Что, удачно я окрасилась под шахматную доску? Попробуй еще меня разглядеть!...». Осьминог от страха белеет. Видимо, мстит: «Ах ты меня испугал?!... Вот и получи от меня ответ! Что, похож я на привидение?... Вот теперь и погляжу, как ты испугаешься!...».
Некоторые чудеса природы скажут о себе всем своим состоянием. Рассмотрим такой феномен среди растений: если вы надумаете сжечь листочек какого-нибудь цветка, цветок завянет. Так он вас предупреждает: «Я обиделся. Если не будешь меня любить, меня не будет…». Да!
А если вы будете прослушивать индийскую или классическую музыку в комнате, где много растений, то они вытянутся в росте, станут крепче и красивее. Так растения вас благодарят: «Спасибо, что поберегли наши нервы. Любуйтесь теперь нами – это вам наш подарок!...».
Вы любите растения, восхищаетесь ими и хвалите их? Не удивляйтесь, что ваши пальцы окрасятся в зеленый цвет! Просто ваши растения желают стать ближе к вам: «Ты нам, как брат! Пусть у тебя тоже будет что-тозеленое!...».
Будете удивляться, но по ночам некоторые грибы, мхи светятся достаточно ярко. Думаю, они беспокоятся о своем росте: «Темно, холодно, мне это не нравится! Посветить мне, что ли? Вдруг появится солнышко и даст мне свет, тепло. Я тогда лучше расти буду!...».
Мне кажется, что дождь из семян пшеницы, ржи, орехов, риса имеют свое объяснение: буйные ветры подняли семена высоко в атмосферу итеперь они падают на людей, на землю, говоря: «Как не удобно в воздухе! Мы хотим в теплую землю, чтобы быть кому-то полезным, а не летать без дела!...».
Невероятно, но растения могут и кричать, вернее – пищать! Ученые доказали, что так они говорят: «Немедленно полей меня! Пить хочу!!!».
Если так посудить, все общается! И животные, и растения, и техника! Поглядите сами: предположим, вы имеете машину и у нее кончается бензин. Машина грохочет, воет шинами, тащится из последних сил… Вам, наверняка, приходит на ум: «Выдохлась!». А машина прибавляет: «Ну все, ну приехали! Хватит меня мучить! Я не могу больше!!!».
Когда вы зальете бензин, ототрете грязь с колес машины, смажете все детали ее сложного механизма и сядите за руль, то вам будет ехать легко, быстро, весело и уютно! Это все потому, что машина понимает вашу заботу и теперь хлопочет о вашем удовольствии: «Ой, спасибо тебе! Умыл, накормил, вылечил!... Ты опаздываешь? А ну-ка я скорости прибавлю, ну-ка соседей обгоню!...».
Да что техника?! День будет бодрыми лучами солнца, вселяет оптимизм: «Улыбайтесь, раз я улыбаюсь! Боритесь с проблемами, как я с тучами.»
Ночь же просит скинуть с себя хлопоты, грусть и помечтать: «Расслабьтесь и полюбуйтесь, какие у меня звездочки! А моя луна, что она вам напоминает? Волшебную жемчужину? А что вы хотите, чтоб эта жемчужина для вас сделала? Поделитесь со мной!...».
Зима ворчит: «Все ушло, все погибло! Зачем тогда мой снег? Пусть лучше все спит!...».
А лето радуется за нас и приглашает веселиться: «Ура, отдых! Ура, веселье! Айда за мной! На пляж! Я вас пощекочу песком, я покатаю вас на волнах!...».
Все еще не верите, что все в мире – говорящее? Задумайтесь, ведь и вы общаетесь «молча» - жестами, мимикой. Иногда одного взгляда достаточно, чтобы мы смогли понять, что происходит в душе человека. Считается, что глаза – зеркало души. Психологи уверяют, что глаза показывают истинное настроение и эмоции. Поэтому, пряча глаза, не забывайте – вы пытаетесь спрятать что-то в душе.
Замечено, что мимика и жесты очень часто появляются «сами собой», особенно при лжи. Поэтому, помните: когда вы стараетесь что-то соврать или изобразить неискренние чувства, об этом у вас «на лице написано».
Недаром же говорят, что обман ничем не скроешь. Против обмана протестует весь организм. Он говорит: «Ну чтоты стараешься? Все равно тайное становится явным. Не хочешь признаваться? А вот я выведу тебя на чистую воду!...».
Не возникал ли у вас вопрос: откуда берется тяга к природе? Мне кажется, тут действует все тот же принцип. Предположим, выявляетесь поклонником альпинизма, при любом удобном случае отправляетесь в горы. А почему? Горы сами зовут вас: «Ощути себя вольной, бесстрашной птицей! С нашей высоты открывается такая красота…Хочешь прибавить себе острых ощущений? Тогда иди к нам, мы ждем!...».
Или, к примеру, вам жутко нравится быть в лесу, собирать ягоды, грибы. Почему вам нравится находиться в лесу? Ответ простой – вы чувствуете, как щедрый, гостеприимный лес вас угощает: «Возьми еще грибов! Они такие вкусные! Бери ягод, сколько хочешь! Мне не жалко!...».
Рассуждая таким образом, я пришла к выводу: как нам повезло, что наша планета говорит! Она помогает понять тайны живой природы. Она оберегает, развлекает, заботится о нас. И разве мы смогли бы это почувствовать, если бы вся наша Земля не разговаривала?
Почему-то мне кажется, что общается наша планета не только со своими жителями: растениями, животными, людьми… Она разговаривает и с другими планетами. Только тихо, незаметно…

[GazeRo888]

Сердце белого алмаза.…

…Откинуло все в глубину, из которой выплывали, с насиженных мест, звезды; ласковый ветер, дружелюбно качающий на своих крыльях, и синие листики, облачающиеся удивительно во все, что только стоило пожелать…
Одной принцессе по имени Звездочка. Конечно, для всего королевства, она имела немного другое имя, но разве оно было важно, когда только достаточно посмотреть ей дивные синие глаза, весело и жаждуще глядящими на мир; чтобы понять – принцесса в моем мире могла блистать, только как та крохотная жемчужинка на небе, называться лишь ее именем. Ведь…
Весь мир меня отгонял от себя, пугаясь безобидных обитателей моего мирка волшебства; совсем даже не зная, кто я такой на самом деле. Его лучшие умельцы выследили мое скромное жилище в гроте у озера и насилу влили мне в рот какое-то отвратительное зелье. Наверное, так они надеялись лишить меня жизни и избавить, наконец, королевство от «страшного колдуна». Но я выжил, только почувствовал дикую слабость, слушая их торопливо-безразличный бег; и то, что сознание меня покидает.
Захотелось пить, я подполз к озеру, осторожно нагнулся, чтобы утолить жажду и… отпрянул в ужасе – мое лицо наполнилось какими-то жуткими темными полосками (точно порезами), а сквозь них пробивались… маленькие сверкающие, белые перышки! Мне пришлось отскочить к гроту и поскорее превратить себя в белого павлина, чтобы никто не испугался меня еще больше и в итоге не погубил (мне ведь еще хотелось жить и спокойно, без зла, творить маленькие чудеса для скучающего мира).
Превращенный, я спокойно вышел к воде озера (жажда все еще мучила меня), жмурясь от собственного ослепительно-белого тела и оперения. Но внезапно я ощутил шокирующе-режущий удар в бок и повалился. Пришлось с трудом встать и оглянуться – то были мои обидчики, властно скалящиеся и, неприятно пиная, обкладывающие меня камнями. Я испугался, захотел бежать, но не мог – всюду плотно были склочены холодные глыбы. А мои мучители, еще поглядев с довольной улыбкой на мои cтрадания, спокойно развернулись и ушли.
Я хотел кричать, но внутри все пересохло и не слушалось от жажды. Все тело болело и немело под грудой камней, сам я с непривычки задыхался под огромным, пушистым хвостом и только думал о том, что близок самый грустный на свете уход, а я еще столько хотел успеть до него (только в такую минуту это осознавалось с особой болью).
Но тут… тело налилось влагой и стало непоседливо тормошить меня от сна. Я открыл глаза и увидел Звездочку – она стояла с кувшином и осторожно-завороженно наблюдала за мною. Почему-то захотелось юркнуть под камни, но… их не было. «Не бойся, не бойся, хороший!» - по-детски тепло подбодрила меня принцесса и протянула руку, чтобы потрогать мой искрящийся хвост.
Не знаю почему, но мне было уютно от того, что меня ласково гладят, как милого котенка; аккуратно кормят с руки и без устали наблюдают, как я прохаживаюсь между деревьями близ грота и изучаю вовсе новый теперь мир. Я твердо помню, что имею его, только немножко измененного – с невидимыми флейтами и красивыми сияниями под потолком и на стенах грота.
Все это впечатлило Звездочку, подарило ей ощущения сказки на скучноватой земле. Я видел, как моменты прогулки по синей траве и игры с листиками делали ее веселой, легко чувствующей себя в мраке моего убежища, но… Ей не хотелось покидать эти чудеса, возвращаться из волшебства в унылый замок.
Один раз я там побывал – дивная Звездочка взяла меня с собой после прогулки. Признаться, покои богатых представлялись мне чем-то вроде пустых просторных комнат, ярко пестрящими наляпистыми безделушками и усыпляющими ароматами. Но дворец принцессы мне понравился – и ее скромный фонтанчик среди комнаты, и простенькие ковры, и статуэтки с вазами на полу. Мне нравилось…
Не только это, все нравилось в Звездочке – и как она поет серебристым голосом песенку на чудном, незнакомом мне языке. И как она изучает мирок моего грота, кормит меня с ладошки, удивляясь, что «такая хорошая птичка не имеет хозяев». Эти слова грели мне душу и создавали ощущения, что я летаю, рядом с нею, где-то высоко под теплым солнцем или под звездами…
Я хотел подарить ей все это, взлететь, несмотря на короткие крылья и огромный, неудобный хвост и сорвать ей лунную розочку, заставить все свои флейты каждую ночь петь ей колыбельную для тихого сна, а днем выращивать для Звездочки самые красивые алмазы к простенькому, но трогательному платью, украшать дворец волшебными деревьями и птицами, сказать ей…
Но она все смеялась, беспечно игралась, как-то слишком часто меня просто покормив, погладив и назвав «хорошим». Мне как-то стало тоскливо внутри, наблюдая, что Звездочка оставляет мой грот ради встреч с беззаботно и легкомысленно щебечущими подружками, только требующих у нее и дающих взамен иногда лишь колкие сплетни и обиды.
Тогда принцесса, как-то капризно и безразлично требовала «утешить ее, развеселить». А я… снисходительно принимался выдумывать новых волшебных зверей, леса и искрящиеся камни, только чтобы она снова стала веселой и радостно бегала вместе с, кремового цвета, облаками моего грота или… радостно играла, улыбалась и смеялась, была счастливой, пусть и с подружками, меняющихся быстро, как ветер…
Он шумит и за луной тихо уводит в звон невидимых колоколов и теней дни, ночи… Я не могу забыть их, когда дивная Звездочка задумчиво сидела рядом и, глядя на розовую луну грота, рассказывала о своих мечтах, приключениях, планах. Я тихонько лежал и с упоением слушал, все больше радостно сверкая перьями от вестей, как она помирилась с любимой подружкой, как ее приятно удивили подарком родные ко дню рождения и…
Внезапно что-то больно полоснуло меня, как тогда, камнями. Но не просто в твердый бок, а в мое, так окрылившееся грезами, хрупкое сердце –принцесса, не глядя на меня, суховато сказала, что завтра ее выдают замуж за «богатого, заморского, хорошего принца». О, вновь это слово, всегда меня усыплявшее и так пронзившее болью!
В отчаянии я… принял свой настоящий облик, умоляюще взглянув на Звездочку и прошептав: «Дивная, необыкновенная! Может, хочешь взять от меня на прощание листик?». Никогда не забуду, как она повернула ко мне свое замечтавшееся лицо, шокировано взглянувшим на мои черные полочки и маленькие белые перья в них.
Я не мог просто так молчать, ведь видел ее в последний раз. «Неужто ты, дивная Звездочка, не хочешь сказать своему верному другу:«Спасибо», за все чудеса, что он хранил только для тебя? Или… хотя бы – «Прощай!», ведь твой друг, будет всегда помнить о тебе, ему трудно без этого слова…».
«Ах, какой же ты страшный, гадкий на самом деле!... – вдруг закричала принцесса, отшатнувшись от меня и закрыв лицо руками, - А я еще столько дорогого хлеба, столько времени тратила на тебя, обманувший меня злодей!.... Не нужны мне твои синие тени, и видеть тебя не хочу!.... Хорошо, что я выйду замуж за красивого и хорошего, а ты… Уйди, оставь меня!..».
Я потихоньку ощущал что-то дрожащее и маленькое, какую-то крохотную капельку, медленно идущую через темные полосы и белые перышки. И мне было стыдно за нее перед Звездочкой – ведь капелька означала мою неясную тоску, а принцесса, дивная, словно волшебный сон… идет в жизнь, полную радостей, любви и теплого солнца.
Когда-то оно и светило в моем гроте, но… он забыт принцессой, как будто и не было бесконечных, маленьких жизней моего блаженства от прогулок с нею, ее голоса и взгляда на розовую луну…
Она откинута, брошена, как и маленькая розочка, которую я, удаляясь в холодный мрак теней, бросил на прощание Звездочке – все же я был бесконечно благодарен ей за то, что она подарила крылья моему мирку, и… осталась свободной, видящей все блестящим и красивым, легко, наверное, порхая в свадебном танце с ее избранником.
Пусть она будет с ним счастлива, всегда будет жить и радоваться, украшая весь мир одной своей улыбкой. И тогда мои ушедшие белые искорки, роскошного павлиньего хвоста, когда-нибудь прошепчут ей в тихом сне, из невидимой глубины холодной тьмы: «Всегда с тобою!».
И на это, скорее, она дивно и безмятежно улыбнется, волшебно, словно водопад из звезд. Они напомнят и мне ее имя, то, что всегда в моем мирке чуда, в моем, сверкающим белым алмазом, сердце…

[GazeRo888]

Все в мире –«как надо»

Я все чаще задумываюсь о том, что Создатель придумал все мудро, все сделал для нас удобным и красивым. Но часто мы не понимаем удобства того или иного явления природы. Да и не только природы! Существует множество вещей на Земле, во Вселенной, в других мирах, которые могут показаться нам непонятными, ненужными. Но все равно – они совершенны!
Я пришла к этому выводу, размышляя над вопросом, который задала младшая сестра. Она спросила: «Почему луна белая, а не, к примеру, красная или синяя?» Конечно, я знала, что сияние Луны – отраженный свет Солнца, цвет ее зависит от угла отражения солнечных лучей. Но мне было интересно подойти к вопросу с другой стороны. И вот я начала воображать, что…
…Я стою на пустынной улице. Мне быстро стало скучно и я взглянула на небо. Как только это случилось, луна, светившаянад моей головой, вдруг сорвалась с места и разделилась на маленькие планеты – луны разных цветов. Планеты стали кружиться около меня, словно что-то предлагая. Я долго соображала, что именно хотели маленькие светила, а потом рискнула и дотронулась до синей луны.
Внезапно другие планеты исчезли, появились люди, и все залило ярким синим цветом. Должна признаться, мне сначала показалось, что я удивительным образом дышу под водой (настолько синева была темной и глубокой). Я испытала легкий шок от синей луны: люди походили на инопланетян, находили друг друга ощупью и дрожали от страха: синева не пропускала другой свет. Поглядев на кромешную синь, я подумала: «Синий цвет ничего хорошего не несет!»
Как и ожидалось, все исчезло, вновь закружился стройный ряд лун. Среди них была и красная. «Может, она получше?» -с надеждой предположила я и коснулась красной планеты.
В глаза ударил красный туман, вновь появились люди, но на этот раз они с гримасами беспокойства и ужаса бегали по одному пути, боясь ступить дальше намеченного маршрута. Очевидно, им представлялось, что какая-то вещь заполыхала диким пламенем. И мне хотелось почему-то принести огнетушитель и побрызгать им во все стороны, откуда мне таки тянуло жаром. Но ничего не горело. Однако, какая иллюзия огня! «И с такой луной ночи прохладной ждать?!» - возмутилась я в мыслях потому, как красный мир выглядел, как загоревшийся.
К моему счастью, с этой мыслью «пожар» кончился, и кольцо лун опять явилось в своем насмешливом разнообразии цветов, в котором меня совершенно поразило наличие… золотой луны! «Разве такое бывает?!» -думала я первые секунды, а потом придумала: «Ну-ка пущу я эту планету в небо… Интересно, что от этого произойдет?»
Произошло то, что называется: «Золото портит людей» Как только повсюду ослепительно заиграл изумительный золотой блеск, опять объявившиеся люди сначала застыли, подобно мне, в удивлении. Апотом понеслись забирать себе все, что находилось на улице (ведь им казалось,что улица стала золотой). Прохожие торопливо бежали, задевая друг друга, голыми руками пытаясь отломать себе «золотые» ветки деревьев, решетки домов. Они со страшным ором вырывали у других «золотые» вещички. Свои же - отстаивали кулаками.«Да это смерть одну принесет!» - только одна мысль остановила хаос «золотой луны», все исчезло…
…И снова, и снова я пытала разноцветный ряд планет, выбирая луны и запуская их в небеса, чтобы увидеть картины того, как это чудо влияет на людей. Светила всех оттенков приносили им, мягко говоря, много странного. Посудите сами: серебряная луна вызывала у людей приступ бешенного желания взять все «серебро» себе; зеленая с черной – ужас и абсолютное незнание, куда идти; розовая – негу и мечтательность; фиолетовая – лень и дремоту…
И только белая луна осветила им дорогу, заставила их думать и чувствовать, узнавать друг друга! «И все-таки как хорошо, что наша Луна – одна и что она – белая!» - радостно подумала я и прислушалась…
…Мне слышался голос неугомонной сестры, которая ждала ответа на свой вопрос. Не задумываясь, я пересказала ей свою фантазию и все выводы, которые оттуда почерпнула. «Видишь, - заключила я, - луна белая потому, что так удобно, так было для нас задумано…»
Я бы еще сказала своей маленькой сестренке:«Все во Вселенной создано для того, чтобы мы оставались людьми, которые хотели бы постигать ее тайны, ее удивительные явления. А насколько совершенными будут эти явления - не зависит от нас. Наша задача – смотреть на мир реально и ценить то, что все в нем – как надо!» Но я не стала ей этого говорить: сестренка слишком маленькая, чтобы вникнуть в смысл этих слов. Когда вырастет, сама поймет.
И будет точно также радоваться, что единственная Луна Солнечной системы – белая.

[GazeRo888]

Тихие шаги..

Они раздавались при темной ночи, в лабиринте коридоров здания-посмешища, в котором я обитал.
И уже тогда они казались мне знамением всего светлейшего и грустного, что было в моей жизни.
А что, собственно, было в ней до этих загадочных шагов: лишь отчаяние, скупо заглушаемое едой и
Вечное одиночество из-за презрения?
Тогда мне оставалось только робко любоваться природой - редкой, но незабываемой луной, затаившимися тенями в саду и мистическим ночным ветром.
Но сейчас мне было не до этого - слышал шаги, которые будили всю высоту стремлений и любознательности, не испепеленных кетчупом и чипсами.
Сам брел на них, словно околдованный. Огибал знакомые подвалы, нескромно украшаемые хламом и шумно реагирующие на мое грузное появление.
И увидел чудо, благовейнеше само застенчиво приближающееся в моем направлении.
Оно являлось хрупкой малышкой, одетой в приталенное серое платьице и настолько красивой и чудной, что я с ужасом забыл на миг, где у меня, сотрясающий душный воздух, язык.
А когда он у меня нашелся, с трудом пропихнул скромный и удивленный вопрос: "Что ты делаешь?".
Малышка повернула ко мне лицо, до этого момента что-то сосредоточенно смотрящее в пыльное зеркало.
И в тот миг четко помню, как она изумленно-испуганно... пискнула и метнулась в сумрак горы мусора.
Я вспомнил, что по странным обстоятельствам не живу рядом со слонами или бегемотами, которым уж точно будет безразличен безобразный вид столь крупного и нелепого сородича.
Но странная крошка в сером трогательно скорчила прискорбную гримасску и пулей направилась ко мне. Ни слова не говоря, она принялась осторожно прикасаться носиком к моим рукам, как будто целуя их!
Мне пришла мысль ответить ей лаской, которую так томился подарить девушке, что примет мое обрюзгшее существо; и в тот миг какой-то, заснувший в неге, мозг снова отказался контролировать меня...
Что-то похожее происходило и с феерическим существом в бедном платьишке: оно еще немного всматривалось в меня, а потом исчезло во тьме.
Только я собрался в пасть отэтого в сильнейшее уныние и расслышал знакомые призывы о пище желудка, являвшиеся причиной всех моих бед; думал, как их преодолеть, как малышка вернулась с огромной булкой, которая искушающе успела замаячить перед глазами.
Но я, не отрываясь, переводил их на прямоугольную табличку, висевшую на шейке у крошки, все тыкающейся мило носиком в руки, как утешая меня.
Табличка содержала в себе подпись: "Кэтрин -женщина-мышь".
Долго мог сообразить, почему ее посмели так низко обозвать, но реальность все говорила за себя: поуговаривав меня съесть булку, она тихонько, прищелкивая и причмокивая, ест сыр.
Кэтрин потом незаметно села ко мне на колени, осведомившись: не давит ли она, своим крохотеньким весом, на меня.
А я только и успевал изумляться ее простоте и получал просто негу от ощущения маленькой теплой пушинки на себе.
Она с потрясающей существо непосредственностью изрекла прежде всего, что "мне не надо ее бояться, и все предрассудки о сородичах про грызение ушей и болезни - небылицы!".
Вначале мне казалось, что все это - игра, настолько волшебная, что можно пренебречь странностями Кэтрин.
Это нельзя было не заметить, и все меня или усыпляло, или отвлекало от щемяще близкого будущего.
Именно усыпляло потому, что малышка в сером не спешила ускользнуть от тьмы, в то же время, тянулась к свету, объясняя: "Мы хотим достать луну так же, как и вы... Но мы слишком маленькие для этого!".
Пусть все, сказанное ею, было правдой, но оно не имеет значения: я слишком огромен для этого мира, мне уже в нем тесно; а все равно...
Со странной малышкой чувствовал себя нужным и с восторгом понял: насколько она и "ее собратья" умнее и выше нас, не тратя лишних чувств на смеющуюся всяким движениям и безразличную еду.
Она была для них просто благом, за которое надо быть в восторге не от блеклых денег, а от щедрости и милости природы.
Последнее не воспринималось ею, как место сна и разминки костей.
Это был целый мир, со своими фазами и сменами тона; непростительным падением было не замечать или презирать его обитателей.
К поселившимся в моей жизни привычкам Кэтрин не думала относиться с насмешками: наверное, догадывалась, что не умею владеть собою и легко потому покоряюсь маленькому приятному, которое с детства навязывало себя лжезаботливым голосом и ввергло потом в такое разочарование, что уже тошно было знать о нем!
И оно теперь твердо ощущалось мною как причина моей робости перед странною крошкой в сером – чувствовалось сознанием, будто есть только она, дивная и неповторимая, и я, страшнее и огромнее чудовища не сочинишь, просто не узнаешь...
Узнал бы я тогда причину ее причуд, я бы с ума сошел, но томительно и успокаивающе тянулись дни существования - а с нею - жизни - в позорном здании.
Первой вставала малышка и, обследовав, до невозможного покинутое, помещение, тихонько устраивалась возле меня. А я краснел и, давясь неловкостью, просил ее уйти.
На что получал неизменно греющий и озаряющий всю пыль ответ: "Мы родные, почти такие же, как и вы!... Потому нуждаемся друг в друге, и, знаешь, ты смешной - не понимаешь этого! Не бойся, я не обижу, только чуть разделю с тобою твой сыр и отпугну наших кошек...".
Упоминание этого усатого коварства должно было меня натолкнуть на испуг. И подлое чувство само застучало во все двери, терзая тенями.
Пытаясь утешиться хоть отголоском ее голоса, я осторожно заглянул в глаза серой сказки радуги.
Они приводили в лунное озеро, в котором блаженство утонуть, тем самым напрочь отбивали разум и голос.
А я все, метущийся, пытался его вытащить из целебной глубины взгляда Кэтрин. "Почему ты веришь в"наших кошек"? Я ничего не боюсь рядом с тобою и готов спасти от всего..".
Она погрустнела в ответ на мои слова - догадывалась о сомнениях, иссушающих все вокруг; тихо замечала, что кошки давно отрывают меня от светлой колыбели, ведущую к вечности.
Но все говорила, что в моих силах прийти к желанному "кругу тишины, ведь я большой и мне он виден, я смогу"...
Мог ли подумать, что не смогу, буду сомневаться в словах - в том понятии, которое и растит, и ускоряет высоту?
Она меня минует, будет презирать, как и все окружающие: я не приложил силы воли победить свои слабости, не сдвинул мертвую точку сути, не отыскал в себе жала суеты и низменности...
Все это гремит и гложет пропавшее, как больно осознавать: я слишком понадеялся на давно одряхлевшие крылья мечты и какой-то испепеляющий огонек желания.
Виноват, безусловно виноват в том, что оно слишком переполняло меня, и так сытого и тоскующего, что позволил его себе иметь рядом с Кэтрин!
Робкая и мистерической красоты малышка, она словно испугалась моих несчастных чувств и все больше заговорила о возрастающем безразличии с моей стороны к... ней!
Я от этого факта и шока не мог долго простить существование у себя ушей; одно вертелось в голове: "Малышка! Как ты могла подумать такое?! Ведь я имею безумство верить в то, что...ты - мой смысл жизни; я люблю тебя больше всего на тусклом свете!...".
Он не оставлял моей надежды, а больвсе росла: я чувствовал, что Кэтрин аккуратненько бережет мир тишины и так далеко уносящейся луны - стережет шум, вспышки совсем искренне и самозабвенно-преданно.
Но вместе с этим боится меня обидеть, сказать что-то против моих мыслей и мнения, потревожить; боится меня!
Думалось предательски, что не переживу этих реальностей, в конечном итоге разобью свой уставший рассудок о ступени самого страшного и черного эгоизма, за который ждет вечное метание в вспышках наказания.
Кто бы догадался что, плотный и нетолстокожий, я пугаюсь этого знания и ощущения, что мои звезды светят в холодное безразличие...
Его тихие шаги все же огласились ужасом - я вернулся к своим слабостям, стал в своих глазах слишком робким, пострадавшим и непогрешимым.
Это жутко - думать и бесконечно так себя откармливать до помешательства, как и привыкнуть.
К тому, что Кэтрин каждый день изучает с любопытством предметы здания-посмешища, делится со мною рассуждениями, которые торопилась высказать сквозь одурманивающие ночи и напрягающие дни, словно для нее что-то навек уходило; а мне... это стало безразлично, ведь не было больше терпения, а жажда исполнения своих желаний была; остальное ... надоело.
Страшное это слово, стыдное и само собою будоражащее память и слезы.
Наверное, потому, что я очнулся от самодовольной животной дремы и встрепенулся: "О, как низко!... Я недостойно позволяю себе прикидываться слабенькой куколкой, которую все обязаны любить, а сама она в полном праве видеть мир лишь в своих ленивых шагах!... И это все безвозвратно проснулось в том, кто еще миг назад считал Кэтрин центром мира и имел бесстыдство признаваться себе в любви к ней!... Да будь я проклят!"
И с ужасом замечали мои глаза, как руки, движимые бешенной злостью на все, что когда-либо было связано со мною, то сжимают горло, то разжимают. А что в нем?
Даже совесть, казалось, улетела! Осталось только жалость к чудному созданию в сером платьице и... непреодолимое желание уйти в другой мир, где что-нибудь светлое навек заставит тебя оглядываться на свою пустую напыщенность, глупость, отчаяние.
Насколько оно было сильным и громким, что, прибежав на раскаты его молний, Кэтрин с испугом осторожно взяла мои руки в свои и тихо заметила: "Не стоит спешить за ветром, он сам тебя унесет... А пока есть у тебя светлейшая радость - ты живешь. Так живи и наслаждайся этим, не торопясь за вечным!..."
И в тот миг вернулось все, что, на самом деле, всегда в нем было - тихие лучики солнышка утром, которое, впервые за столько лет, было мною встречаемо с оптимизмом; пение птиц дарило поэзию радуги и облаков, а одно не проходит - это тревога.
Сама по себе она вызывала даже радостное и греющее ощущение: я становлюсь зверем, мое сознание все еще похоже на человеческое.
В один момент понял - это иллюзия, как и жизнь!
Именно такое признание я услышал от Кэтрин, когда день был особо грустный, руки опускались, а дождь не оставлял веры в солнце.
"Я больше его не увижу! -тихо-тихо плакала она, прижимаясь ко мне и дрожа. - не увижу тебя, себя в том же виде!... Как страшно, что я понимаю необходимость не бояться этого, но не могу, слишком мало я побыла тут!... Мне грустно уходить!"
Эти слова и для меня стали напоминанием о том, что внезапно, а сильно колющее болью за все, что было.
Как все же не хочется покидать все постоянное и становиться на путь к тому миру, откуда нет возврата.
Тихие шаги этого приближались и ко мне - только в тот миг я это осознал, они хотели открыть дверцу души, чтобы доказать, что она есть и может быть свободной; чтобы не причинять ей муки отожидания.
Но эти дверцы заперты... годами – я еще буду жить, и, сильно встревожившаяся от ожидания, малышка в сером тоже будет жить и цвести на высокую радость светлому!
"Мы мало живем! Я должна теперь уйти туда, а жаль!" - только тихо сказала она, не смотря на мои увещания в ее действительно юном возрасте; и она забыла слезы - они только сводят с ума и толкают в пропасть.
Но Кэтрин, милая, тихая крошка в сереньком, все еще наивно дрожащем платьице, пожалела эту пропасть и протянула свою маленькую ручку мне, так давно погрязшему в ней.
Затем она робко улыбнулась, щемяще грустно, и сказала: "Я ухожу и верю - и это для меня полезно! Не надо этого бояться, ведь, когда-нибудь, я снова, там, прижмусь к тебе аккуратно... Асейчас - ты, прости, пойду одна незаметно, не буду смущать и вводить в когти к тем кошкам, что чуть тебя не съели!... Я ведь тебя не брошу!"
Так ее тихие шаги удалились в патетическую тьму тишины.
Я смотрел ей вслед и не мог поверить, что потерял все ее бесценные упоительные дары - нежность, послушность, неприхотливость и преданность небесной широты.
Она... всегда считала себя иной, маленькой блеклой мышкой.
Но я знаю, была настолько сильной и искристой сознанием, что даже в момент ее ухода я... плакал и верил.
Настолько сильно, будто потерял свою жизнь, все, что в мире есть прекрасного, ценного и удерживающего, просто... навек утерял себя!
Здание-насмешка - без нее – снова превратилось в тусклое скопище хлама и быстротечного бреда.
А где-то ведь, вне его, светит еесолнце!
Я с трепетом и болью усердно его искал, не замечая потребностей, не жалея годов на то, чтобы снова, ссогревающей негой, впитать в себя любые следы Кэтрин.
Но сейчас я понял - она... все еще помнит и ценит меня, все простила, зная о моей слабости, скрывающейся за тучной массой!
Я живу и безмерно благодарен ей за это, ведь от такого знания мною ценится каждый миг...
Он и сейчас скромно жмется ко мнесердечком, чудной и прекрасной до бесконечности, малышки в сером.
Я... все еще робко и почтеннобезумствую, считая ее, справедливо, своей единственной любовью светлой жизни!
Все еще скучаю и помню, слышу еетихие шаги!...

[Monty]

Милая и романтическая красота

[GazeRo888]

Спасибо, старалась

[GazeRo888]

Там, за пределами Земли…

В один прекрасный день я всерьез задумалась: а что есть во Вселенной? На уроке физики узнала, что в Космосе существуют другие Галактики, миры… Но что в этих мирах - никто не знает.
День был напряженный, под вечер я устала и с охотой легла спать. И тут мне приснился потрясающий сон.
Мне приснилось, что я без цели брожу под вечерним небом у окраины осеннего леса. И тут меня посетила мысль: что, если попытаться взлететь и исследовать тайны миров Вселенной или, хотя бы нашей Солнечной системы…
… Я с легкостью и восторгом… не то, чтобы «летела» - плавно шла над землей! Невозможно описать ощущение той полной свободы, легкости, когда даже оковы земли не держат тебя!... Тут я заметила вдали искристую паутинку – путь, впереди которого что – то сияло нежным цветом. «Быть может, это и есть дорога к неведомым мирам?...» - подумала я и пошла по воздуху к манящей меня паутине.
Только я ступила на ее дрожащие нити, как очутилась на большом шаре, цветом напоминавшим жемчужину. В одну руку опустился пушистый белый веер (из тех, с которыми ходят по канату в цирке). В него что–то мягко плюхнулось. Заглянув в веер, я увидела маленькую звездочку. Она хоть и была крохотной, но сияла как факел, освещая путь в таинственные космические дали!
К сожалению, времени рассматривать мою маленькую небесную свечку не было: ноги сами покатили шар, и я с волнением и предвкушением чуда начала свой небесный путь!...
…В начале немного страшно было подумать, что я нахожусь над Землей!... Меня окружали планеты. На удивление, они не были гигантами! (Все эти небесные тела были размером с мой шар, степенно катившийся по искрящейся паутине.) «Не может быть!» - как–то разочарованно мелькнуло в голове у меня. Но тут я заметила, что нахожусь в загадочной воздушной кисее, отражавшей свет моей звездочки! «Это стена, разделяющая миры.» - осенила меня догадка.
Впереди засветилась Луна своим мягким светом. Мне давно хотелось ее исследовать. Я знала, что Луну уже изучил человек, но догадывалась, что сплю. Поэтому решила, что моя Луна будет совершенно другой! Шар подкатился к ней ближе. Ничего сверхъестественного вокруг не происходило. Буквально подо мною слабо зияла на паутинке черта, сотканная из стоящих в ряд космических светлячков. «Это черта, ведущая к миру Луны!» - догадалась я. И, поглядев на нервно топчущихся на паутинке светлячков (видимо, не смеющих покинуть свою границу), усмехнулась: «А еще говорят, что во Вселенной нет жизни!».
Шар переступил черту.
Я оказалась в воздухе неподалеку от Луны. Паутинка исчезла. Но в руке все также покачивался веер с звездочкой. Верный шар вертелся вдали маленькой планеткой. От месяца исходили во все стороны крупные белые точки.
Проплыв ближе к Луне, я увидела, как прозрачные белые цветочки и листики, словно на балу кружились в беззаботном ветре. Одни возвращались в Луну и продолжали свой волшебный танец. Другие, приняв облик людей или животных, улетали к едва видной в бесконечной синеве Земле.
«Так вот откуда появляются привидения!» - с небольшим страхом подумала я, наблюдая, как листики и цветочки проплывали перед глазами. Привидения, оказывается, совсем не опасные! (Один из них, листик, опустился ко мне на ладонь. Он щекотал и гладил мои пальцы, посмеиваясь со мной капельками падающей воды!)
Но, как я успела заметить, создания Луны не имели возможности видеть и слышать друг друга! Мне стало жаль их, забавно возящихся вокруг и внутри месяца! И ужасно хотелось остаться с ними, но как? Неумолимо приближался шар, готовясь отправить в миры других планет. «Эх, жаль!» - в сердцах воскликнула я и махнула веером. Из звездочки в нем появился мой двойник, весь прозрачный и в белой одежде! Он тотчас полетел к листикам с цветочками, которые очень рады были его видеть.
Тут под моими ногами опять возник шар на паутинке. Последнее, что я видела в мире Луны, как моя копия помахала на прощание рукой и принялась кружиться вместе со своими маленькими прозрачными друзьями…
… «А что ждет меня в этом мире?» - заворожено глядя на приближающееся Солнце, подумала я. Его золотые лучи ослепительно переливались, маня к себе.
Переступив линию, я вновь оказалась в воздухе перед могучим светилом. От него исходили золотистые мушки, изредка переливающиеся всеми цветами радуги. Я подлетела немного вперед и увидела, что Солнце – воздушный аквариум, наполненный светом. На дне этого аквариума росла густа золотая травка, а над ней витали искристые разноцветные бабочки. Такие же прозрачные создания окружали аквариум. Некоторые, наплясавшись в сказочном космическом воздухе, окунались назад в Солнце. Некоторые, щебеча тонкими голосками птиц, улетали к ждущей вдали Земле. Сам аквариум Солнца, вопреки моим сомнениям не жжется. А ласково грел и позволял гладить своих обитателей. «Так к нам приходят тепло солнышка, пенье птичек и красота утренней радуги!» - поняла я, весело следя за жизнью удивительного мира Солнца…
Не в силах навеки оставить этот жизнерадостный мир, я взмахнула веером. Из звездочки появился мой прозрачный близнец, одетый в золотистой платье с разноцветными бусинками. Долго я наблюдала, как весело кружится он возле Солнца с золотыми травинками и радужными бабочками, улыбаясь мне, будто на прощанье…
Но вот ноги опять покатили шар, и я отправилась дальше…
… «Сатурн, ты в правду изо льда?» - такими мыслями встречаю я вращающуюся рядом красивую планету. У этой планеты широкие кольца, казалось сделаны из ледяных звезд! Вновь с высоты я увидела черту из жмущихся друг к другу светлячков и перекатила через них шар…
…Мир Сатурна поразил меня больше всего. Вблизи его кольца – не кольца, а стая ледяных птиц и табун снежных лошадей, бегающих по кругу. Внутри же планеты ветер - мощный и холодный. «Сатурн – это наша зима!» - с некоторой грустью осознала я, следя за убегающими к Земле лошадьми, копыта которых оставляли след из хлопьев снежинок. Но даже снежно - ледяная планета оказалась весьма гостеприимной. Лошади и птицы разговаривали со мной своими голосами–колокольчиками, играли со мной, катали на себе!
Мое удивление от этого было настолько сильным, что я непроизвольно шевельнула рукой с веером. И вот из звездочки явился мой двойник, прозрачный и в белоснежной одежде, украшенной голубыми льдинками. Он обнимает меня на прощанье и уезжает к Сатурну на подъехавшем снежном коне…
А подхвативший меня шар покатился по паутинке от призрачного, зимнего Сатурна к другим планетам…
Много чудес я увидела: и Венеру с ее восхитительными розовыми облачками мечты, и Марс с красными буйными молниями, с серыми молоточками дождевых капель; и Нептун с веселыми морскими волнами; и Уран с забавными зелеными букашками; и …
…И зазвенел будильник, когда я на своем шаре отправилась покорять очередную планету! Нехотя встала, ведь надо было идти в школу…
Вскоре я погрузилась в свои привычные хлопоты, но сказочных сон не забыла!
Мне очень хочется вновь побывать на планетах с их волшебными жителями, узнать побольше о Космосе, его тайны и подружиться с моими двойниками Луны, Солнца и Сатурна!...
Но это мой Космос, мой сон мои мечты!... Когда это осознаешь, немного грустно…
А вдруг – нет!... вдруг мои двойники существуют! И ждут меня в их мирах чудес!...
Быть может, другие мира Вселенной и есть наши ожившие фантазии!... И они ждут нас там, за пределами Земли!...
Кто знает!...

[GazeRo888]

Табакерка воспоминаний.

Неслышно все будто кружилась в голове, убаюкивая лунными переливами...
Огней одинокой станции, что давно не помнила ни штриха мига. Наней скучающе встречали тоненькие пагоды с молчащим радио, развевающимися на ветру паутинками праздничных, потускневших ленточек...
Станция потопала в дожде, маня едва мерцающими в тумане огнями, но ему никуда не хотелось идти, кроме как в темноту...
Прохожие не замечали его или не хотели, что-то ведь белоснежной нитью трусости опутывало, но, изловчившись, они надевали привычно-безразличную маску спешки...
Он смотрит вслед ее пестро-оглушительному, на мгновение, следу, снова погружаясь в неслышную беседус листьями, странно-пестрыми и легкими, ведь...
Вдруг словно встрепенулся от сна,ловя их необычный шелест по асфальту - это кусочки веера, платья, тумана небыло, лишь...
Отголоски усыпляющих мотивов проносятся в нем, стыдливо поглядевшего в свои руки - в них забвенно будточто-то шептала маленькая куколка из золота; он прислушался и...
Вздрагивает, встревожено оборачивается во все стороны станции, как словно... услышал клич беспечного ребенка, пригласившего пойти за ним...
Щемяще трепетно снова качаются грезы роем нежно-розовых снежинок - такого цвета он увидел невиданную лестницу, чтосама идет наверх, пока следовал за ребенком, весело подпрыгивающим на месте и повторяющего, что в том здании будет что-то незабываемое...
Само оно было тоже дивным - егоглаза ловили статуэтки маленького дракона по бокам перил чудной лестницы, попотолку плавно передвигался огромный, тихонько вращающийся, черно-белый шар,что мягко сиял и мерцал; по стенам рассыпались воздушные розово-зеленые лепестки, сквозь которые был виден робкий восход солнца, тень меча и...
Отовсюду глядели портрет глаз одной девушки, одетой в разное, дивное платье, с разными прическами, однако... он запомнил ее взгляд, почти живой, будто сотканный из бархата ночи, что вот-вот укроет его навеки...
Внезапно, сквозь это дуновение ночи проскользнула... неприятно блестящая мышка, которую никто не видел раньше, он хотел не глядеть на нее, уйти с ее пути; но... пустил ее, чем-то зловеще металлически искрящуюся, ведь был...
Лишен на мимолетность способности перемещаться - девушка дарила целый тонкий мирок будто сказки полета журавлей надежд, перезвона капелек мечты, пения птичек неги; ему хотелось сказать,восторженно крикнуть, сквозь...
Шумный гул ленивой дремы,раздающейся перед ним в толпе - все было как будто, как всегда для нее, и будет так же; главное, было успеть... улыбнуться ему, протягивая модные угощения и забавы за...
Крошечные куколки золота, от которыхглаз не отрывал, почему-то ставший седым, ребенок; и вначале это отвлеченно забавило его - пока толпа жадно ловила из его рук куколок, беспечно-торопливо пробуя так на осязание забытое вечное волшебство, он...
Стеснительно приближается к девушке,бережно укладывающей инструмент и платье в узелки, со смущением заглядывая в отражение зеркал, поглядывающих из сумерек сцены на него...
Белоснежно-бледным лицом, с темными глазами и с кротким узором черной краски на щеках, обрамленным мистически густо-изогнутым темным узором, скрывающим брови, и чертой черных волос,неотличимых от костюма, в котором затерялись узоры из черных алмазов на капюшоне и, почти бескрайнем, плаще; все то...
В смятении отпрянуло от прекрасной незнакомки, мгновение назад дарившей ему феерию светлого-светлого леса и нежно-розовых облаков благоухающего сада, загадку ласкового моря и тайну тепла колыбели кого-то мятежно знакомого; сейчас...
Рассмеялась ему в лицо и незаметно,но больно запустив в его глаза душаще черные осколки слов об его белой ужасности, нелепости, ненужности...
Он не мог поверить в это, но мышкаметаллически-мрачного оттенка ловко накрыла его сомнение липкими лапками,насмешливо запищала и яростно впилась ему в самое сердце... когтями огромной,безобразной кошки, сотканной из огоньков, вихрей, брызг грязи...
Ее блеск заблестел с безжалостно веселыми электронными нотками, оглушительно запустивших перед его глазами сонм... хаотичности смешков и издевок толпы, что... поддержала девушку,судорожно выбрасывая из рук крохотные золотые куколки, в погоне за заморскими паутинными радостями, ускоряя тем самым неимоверно, негаданно...
Капли дождя, что настойчивоскользили по его костюму, холодно щекоча почти белоснежное лицо, будто криками толпы и равнодушно-суетливым отворачиванием девушки к... собственным портретам- осведомиться, какое платье и прическу она покажет завтра для любящих новенькое зрителей...
Он одернул себя - их не было, был только... туман и развевающиеся кисло тусклые ленточки на пагодах станции; тутего слуха коснулся живительно-благовейный звук, напоминающий шорох убегающей кошки вихря и огоньков...
Это... была щемяще упоительная мелодия лишь ветра, уносящего будто листья его снов, в которых...
Играла, задумчиво и волшебно, об облаках розовых садов, о светлой-светлой колыбели чего-то неузнанно-близкого, о…глазах той девушки, словно в его шагах...
Затаилась гулом тумана мимолетности…табакерка воспоминаний...
Неслышно все будто кружилась она в его голове, убаюкивая лунными переливами...

[GazeRo888]

В темном углу....

Часов затерялось маленькое солнце,отраженное в стрелках, которые чертят, молча и медленно, нечто, наподобие маленькой черной планетки с двумя прозрачными глазами того, кто…
Никогда не сомневался, надо ли было прислушиваться к мнению других или сосредоточенно слушать себя, ведь он просто занимался любимым делом, не подозревая, что честный дар закроют за черной решеткой.
Пока ее шаги тихо приближались кучкой юрких, мелких листьев, словно сотканных из темно-серого тумана и умудряющихся пролезать в маленькую щель в стене… его скромной комнаты; жутко зазвучавшей гулким топотом скрежетом, глухим эхом отовсюду.
В один момент ему казалось, что легко – убежать от приближающихся мистических законов неприветливой почти серой луны, но… оннеожиданно ощутил неприятно-холодный налет непонятной темной пыли на щеках и почувствовал, что приближается к маленькой щели в стене!
И, что испугало его, после оказался снова на твердом и темном полу, слабо отражавшего мрачные рожицы огоньков, будто зловеще перешептывающихся отовсюду.
Сквозь шорох мрака он расслышал: «Нечего рассиживаться!.... За работу, нас ждет великое дело!».
Он с удивлением смотрел на, невесть откуда появившиеся,темно-малиновый цилиндр и черный плащ, не желающий покидать его руку, странный жезл,с наконечником в форме большой, черной и блестящей магическим, бледно-алым,отблеском, пуговицы; и со страхом слушал собственный голос внутри: «Это твои товарищи, ты теперь один из них!.... Удивлен, что они приняли тебя, украли у привычного тебе мира?... Как же, а кто всегда не любил перемен и радовался скуке, тихо сетуя на одиночество?.... Вот и ступай к ним, развеселись!...».
Эти заманчивые, на первый взгляд, слова оказались обрамлением более чем жуткой реальности из фантасмагорической залы, с хаотичными лестницами и решетками, полной толпы ужасных, разнопестрых троллей, среди которых ему неприятно запомнились безобразная старуха с буквально белыми глазами и железными ногтями, парень в капюшоне со сотканным из паутины ртом и…
Тот, в волчьем, богато расшитом кожухе, с бородой, как словно взращенной из маленьких призрачных змеек, которому позволительно было,едким писклявостью голосом, встречать гостя самыми бесцеремонными фразами: «Ну,как тебе твой новый дом, новенький? Неуютно? А ты знаешь, что за капризы я очень непоправимо наказываю?.... Ну ты не переживай, только найдешь мне того,кто непохож на всех других и стремится быть ближе к ним, и будешь не только помилован, но и принят в нашу дружную семью!... Вперед, за нами, за работу!»...
Пока он наблюдал, как тролли гоняются за жителями и поджигают дома, он чуть не плакал и все дергал рукой, в которую как будто мертвой хваткой вцепился жезл и толкал его к замку.
Ему же жутко хотелось убежать, но, оглянувшись назад,он осознал: верные слуги Того, парень и старуха, будут следовать за ним по пятам, а при попытке бегства все сообщат и… тогда уже точно он будет лишь сомневается, сможет ли он с грустью вспоминать, как мирно лил пуговицы и темпросто доставлял радость другим; вспоминания все отнимали силы и хотелось остановиться, заплакать и закричать что-то оскорбительное вслед грабящим троллям, чтобы отвлечь их и дать возможность людям спастись…
Спутники разозлено дышали в спину (старуха дажепыталась в нее ткнуть своими страшными ногтями ), и он смиренно пошел на подергивания жезла; через несколько минут уже оказался перед дверью единственной башни, за которой встревожено легонько стучали чьи-то ноги.
Он сразу почувствовал, что Тот затевает неладное и лучше будет незаметно войти туда, спасти при помощи жезла оставшегося, живого,человека, не схваченного в плен троллями; только как?
Интуиция подсказывала, что прежде нужно удалить пристальный взгляд сопровождающих, и он волнительно кивнул им, чтобы те спускались обратно; а сам быстро юркнул под дверь и…
Оказался перед глазами маленькой девушки, спрятавшей свои волосы под причудливым убором, ноги которой были босыми, а платье неукрашалось ничем.
Он только и спрашивал себя, как такую нищенку пустилив замок, хотя правителей что-то в нем давно он не помнил; нечто другое кольнуло его: незнакомка была невидящей и робко вынуждена была странным образом стоять возлетрона, с которого вскочила, дрожа всем телом (очевидно, услышав гул нападения);а у двери с дикими вскриками уже столпились тролли, которых предательски привели парень со старухою (он ведь просил их спокойно идти и никого не привлекать к его заданию!).
Неимоверно ударило в сердце чувство, что он не простит себе видеть их издевательств над столь беззащитной, ни в чем не виновной, пустьи загадочной, горожанкой, увы…
Победоносно плясал в руке жезл и дверь вот-вот будет сорвана с петель, девушка только успела спросить: «Уже стучат те двери, чтоспрятали безвозвратно мой народ? Я иду к нему?», как его холодяще пронзила насквозь догадка: «Это Королева!.... Вот почему она так просто одета – чтобы «быть ближе ко всем», хотя она…. Она вовсе непохожа на остальных, я чувствую, она… и мухи не обидела, в отличие от…Но почему именно меня ее послали искать тролли?».
Ответа не приходилось ждать: дверь жалобно охнула скрипом и отвалилась, в башню чинно ворвалась вся толпа налетчиков, впереди которой деловито выступил Тот, чья, сотворенная из змей борода, алчно зашевелилась сословами: «Ну вот и молодец, дружок!.... Гляди же, с этого момента ты отвечаешь за то, чтобы она не убежала!.... Легко ты можешь дразнить исполнением разных желаний!.... Таков приказ мой тебе, для блага же твоего, чтобы не скучал ты!....».
За этим жезл снова колыхнулся и даже обжег руку, но не выпал из нее, когда перед глазами увеличилась, появившееся на стене башни,щель, и все, что она содержала, стало реальностью – лестницы, по которым носились и пировали тролли, жуткие светильники с темными волосами и глазами…
Он сопротивлялся подталкиванием гула, исходящего из жуткого магического орудия в его руках, но снова больно кольнула острая концовка жезла, и он изнеможенно выкрикнул в пустоту: «Чего же ты хочешь?» и…содрогнулся, услышав ответ Королевы, скромно ответившей: «Увидеть бы мне хотьмалость того, что тут, куда суждено попасть…».
И возникло приятное жжение внутри, но… почему же он боится исполнить такое простое желание?
Его мысль стремительно летела ввысь, вдаль от мрака имрачных атрибутов застывшего мира ядовитой темноты облаков, но ощущала только душные лукавые ответные усмешки троллей на нее, хотя…
Они не в силах были остановить его, и легонькое касание жезлом век Королевы прояснили ее взор… по-прежнему смотрящий застывшив перед и не понимающий своей счастливой свободы.
Ему даже стало страшно: «Почему ты стоишь на одном месте?... Теперь ты можешь свободно идти, куда хочешь!» - это, как и радостно ожидалось, вызвало словно пробуждение: девушка торопливо стала искать глазами что-тои неожиданно с удивлением посмотрела на свои руки, ноги, с искренней радостью еще раз осторожно осмотрела все…
«Какой удивительный сон! - тихо проговорила она. – Как будто помнится,что все это всегда было, и все же впервые вижу это я!»; чем вызвала его безмолвное оцепенение: ее жизнь, кроткая и дивная, мистически началась с чистого листа; так почему же… Тот так жаждал ее сломать ради забавы?...
Увы, ни звука ему не пришлось услышать, в ответ, посути этого вопроса: Тот только довольно перебирал бороду и сговорнически косился в сторону верных слуг – парня и старухи, нетерпеливо чуть слышно клацающих зубами; потом внезапно резко повернулся и, наконец, произнес: «За то,что ты так послушно волю мою выполняешь, разрешаю я тебе гулять с Королевой помоим владениям!.... Пускай оденет туфли, что по чину ей, в подарок мною данные!... Принесите!».
Перед глазами появились восхитительные туфли, выточенные волшебным мастером из белого золота и украшенные жемчужными пряжками, которые очень подходили к простенькому платью, удивленно принявшей подарок, Королевы…
Он помнит, словно только что отчеканенный миг Часов,эти мгновения, которые переливались вдохновленной тишиной прогулок… среди визгаи грохота пирующих троллей; упоительными беседами… сквозь мрак; неповторимой сказкой всех светлячков радуги и звездных мостов… возникших среди привычно разбросанных и поломанных награбленных ценностей, булькающих колб и теней; все,когда до него доносился ее бодрый и простой голос, улыбка, аккуратное любопытство ее маленьких глаз и перезвон легких шагов…
Почему он так поздно заметил, как словно отрывает его,от этого необыкновенного, такого долгожданного в глубине и простого мига,черный жезл, чуть ли не в полную силу смеющийся от того, что Королева необъяснимо стала слабой, ей больно было ступать, хотелось все время лежать и при этом…. она чуть не плача встревожено говорила, что «туфельки словно вытягивают» из нее жизнь, ей «страшно, как никогда потому, что все только началось и все как-то грустно, пугающе убегает!».
И ему показалось, что он в отвращении убегает от самого себя, но не может, поскольку среди засасывающей мрачности лжи Того ( «Ну ничего, пройдет слабость… Да и получили же вы удовольствие от прогулок, вот от них все!... Зато парень мой сможет пауков выращивать вьючных для нас!...») снова засиял подозрительный, но рассеивающимся в отчаянии, огонек в голосе,гулко шелестящим сквозь змей бороды: «Впрочем, чтобы тебя утешить, пускай Королева оденет сшитую нами накидку: она согреет в наших холодных залах и быстро бедняжке возвратит здоровье!»
Он, сдавленно стараясь перекричать свою тревогу, не глядя, схватил поднесенную накидку из парчи, отливающей серебром и редкого меха, спеша скорее предложить ее дрожащей в бессильном ознобе Королеве, которая робко надела накидку и сразу почувствовала себя лучше, окрепла…
И снова тогда, для него, заглянуло в ржавые решетки солнце словно глаз единорога и кокетливых плясок эльфов, что невидимо умоляли Королеву еще раз прочитать им, сочиненные ею, стихи и мелодии, забрать себе для нарядов ее дивные крохотные цветочки из ткани и бисера (что тролли намеревались уже было бездумно выкинуть в пропасть).
Но прозрачные руки оттуда будто снимали с нее сон всечаще и чаще, она часто плакала и дрожала без причины, вскакивала и бежала понаправлению мнимого зова; заикаясь, без умолку все чаще говорила о «страшном, неуклюжем человечке, который хочет забрать назад свои подарки» и ее в придачу.
От этих речей он также про себя начинал верить, что «руки Того и с него все заберут, но… только после Королевы, чего допустить нельзя».
Мрак горделиво уже много раз провожал его мутными глазами, смеясь втихаря над тем, как им ищутся травы для приготовления лекарства (их бестолковые тролли давно сожгли), прячутся блики тумана от его тревожных шагов, сторожащих чуткий ее сон, невыносимо-медленно и резкоразрывалось сердце от догадок про…
Того, кто довольно потягивался на троне, покрытом, отталкивающе выглядящей, тиной и красной вязкой жидкостью, делая, ухмыляясь вид, что не слышит обвинений в устройстве страданий Королевы и фамильярно трепля старуху, у которой глаза налились цветом, зажелезные ногти; что-то постоянно нашептывающей на ухо, потонувшее в волосах,подобных бороде.
Эта носительница шипящих змей вновь всколыхнулась после напряженного гула, сквозь выжидающее молчание. «Вижу я, что ты огорчен, и доложили мне, что преследуют Ее Высочество кошмары (видать, ослепил ей мысли блеск накидки нашей) ну, это… Печально, да, но… развеселись, раздели радость,прозревшей от этого, старухи нашей!... И знай, что в благодарность Королеве, она достала дивный мед – нет слаще его, да и рассудок он вмиг исцелит!...»
Он отчетливо слышит стон совести внутри себя до сих пор, разразившийся с того момента, когда… что-то ему шептало об «недопустимости выполнить этот приказ; ведь он принесет беду Королеве», оно же заслонялось магически навевающимися картинами того, как она выпьет мед и снова станет радостной и мечтательной, тихой и счастливой – что же иное обещали ему льстивые улыбки Того, кто уже протянул чашу, выкованную из неведомого переливающегося всеми цветами металла, усыпанную слепящими драгоценными камнями, до края наполненную дивно-чистым и искрящимся напитком, от которого, казалось, так и веяло согревающими успокаивающим солнышком? Однако…
«…Нет солнца в мире подлого мрака!» - эта мысль отчетливо проносится сейчас в его голове, когда, наблюдая суетливый рой шумных огней движения стрелок Часов, перед ним предстали убегающие вновь туда нити всегоужасного и невыразимо-согревающего среди духоты: нечто, что дарило ему каждый вздох, заковало предрассудки в истерически визжащую и силящуюся вырваться дверцу сомнения; он поспешил отнести чашу Королеве.
Она чуть отпила и шокировано закричала: ведь в это жевремя завертелся жезл и выпустил маленький темно-красный огонек, достаточно ярко осветивший вдруг всю залу – повсюду были лестницы, разбросан хлам, жуткие окна и колонны с мелькающими миражами, недобро попадался на глаза железный холодной темноты саркофаг, и мелькали тролли, обступали со всех сторон.
Королева испуганно отступила назад и легонько столкнулась с ним, впервые заметила, постоянно скрываемые во тьме, его черты, чуть испорченные темной пылью.
Ей стало жутко даже стоять рядом с ним, и потому она предпочла доверчиво подбежать к Тому, кто самодовольно потирал руки, шуршащие словно лязгом под слова: «Ну, что же дружок, вот ты и выполнил мое главное желание… Теперь ты – один из нас и волен делать, что вздумается; хоть уйти!... А с Королевой мне надобно поговорить без твоего надзору; прошу, займи себя чем другим в месте другом, ведь теперь ты волен...»
Но он остался на месте, с горечью ощущая близкое клацанье захлопывающегося капкана, продолжавшего шелестеть гулко змеями из бороды, в такт голосу, произносящего: «Ну, ладно, не хочешь – оставайся здесь…Да кстати, и плевое дело есть для тебя: ты должен Королеву приковать к саркофагу, чтобы смогла она безболезненно слиться со змеями из бороды моей… Апозже, когда они встанут на ноги, можешь смело кинуть ее внутрь саркофага; и переплавить, скажем, в статую какую… Ведь жаль бесследно исчезать красавице, что столько раз выручала нас!...».
И дальше он почти не слышал кокетливый спор змей,грозившихся приблизится к ноге и получить полную силу («Иди сюда, помощница,почетная благодарность это!..» - «Но я не помогала, мне он помогал!» - «Ты доверилась одному из нас, чего же ты ждала?... И что ты видишь после меда?» -«Здесь все страшно!» - «Да у тебя рассудок нездоровый, раз от меда красивше все не стало!... Итак, решена участь твоя… А через саркофаг ко всему привыкнешь, иесли послушной будешь, как он – одной из нас величаться будешь!...» - «А я нехочу быть с вами!» - «Но пути другого нет, ведь люди оставили тебя; мы же принять всегда готовы!...» -
«Мое место среди людей!» - «Неправда – Королева ты, тем и отличаешься! И приняла ты дары, тебя достойные, значит… Согласна сэтим ты!... Ну что же медлишь?» - «Я боюсь!» - «Напрасно, ведь через саркофаг,обретешь ты волю и силу магии, лишь нам, троллям доступным!... Иди же..» -«Нет!...».).
Только очутились им моменты страха, неимоверного,когда на его глазах Тот внезапно заскрежетал зубами и отдал приказ силой привести Королеву к саркофагу.
Это была минута приятного ощущения следов ранок (он сломал жезл, преодолевая его невидимый огонь и попытки вырваться из руки),совсем потерявшая, впоследствии, сам отголосок звериного визга змей из, тающей навек, бороды: «О, неблагодарный! Лишь миг воли дал тебе (а следовало бы давно тебя без жалости непоправимо наказать на непослушание мерзкое!)… А мог бы всем завладеть, чего желал, что угадывал в предсказаниях змеек неокрепших!!...Пускай же, предатель, слуги поймут верно мою великую боль и возвратят тебе ее стократно!!...»
Он уже не помнит, что в его мучительно-быстро и странно-крепко усыпила стрела.
Только видит, как навсегда рушится замок троллей, как стирается, бабочкой солнышка, их зловещая щель и… как Королева забавно смотрит на простенькое платье, босые ножки, оживляющуюся природу и жизнь ее королевства и людей, бегущих к ней с радостными возгласами…
Они уже не слышны для него, сквозь шум огней движений стрелок; только теплая тень ее взгляда закралась в темном углу медленно тикающих Часов…

[GazeRo888]

...Forever.... and Ever...

... Тонкие белоснежные следы зимы укрыли память о древних временах, там, в глубокой ночи, что длиться несколько лун, жили Хранители Снега, Белые совы, обладающие магией и тайнами сна и природы, славились они строгостью и невозмутимостью, но раз...
- Ой! - только и смогла сказать одна из стражи Севера, подлетая на крыльях к изнеможенной, упавшему на снег журавлю, черно-белому, с приятым красным пятнышком на головке, тонкой и мягкой шеей, никогда не встречавшемуся в краях суровых снегов и льдов.
Журавль был не простой, а заколдованный - по своему желанию он возвращал себе прежний облик - красивой и юной девушки, с задумчивыми карими глазами, напоминавшими формой лепестки вишни, круглым чуть смуглым личиком, черными-черными и длинными волосами, она была тиха и ласкова, что несомненно внушило жалость и желание помочь ей, заблудившейся в столь дальних краях...
- А вот - нет ей!.. - рявкнула, ухнув, на троне из железных стрел, старшая из снежных сов, важно отвернувшись от подчиненной на мольбы оставить незнакомку, подружиться с ней - Даром я никого не оставляю, пусть идет на поиски Желтого алмаза со всеми.
Спорила Сова с правительницей, упрашивала - бесполезно, пришлось тяжелехонько вздохнуть и сказать Журавлю: "Сварливая хочет - остальные все-таки пойдут!"; с этими словами они отправились в путь.
Дорога лежала через горы Ледяного Владыки, существа, который, по легендам сов, был самым страшным и сильным неприятелем их рода, и поколения, столетия они пытаются вернуть свой желтый алмаз у Владыки, но ни сила, ни хитрость не помогли им...
С горечью думала об этом Сова, скучно облетая в сотый раз мохнатые от снега ветви редких деревьев, с интересом думала об этом девушка, снова превратившаяся в журавля, чтобы в долгом пути ее новая подружка могла отдохнуть на ее теплой и высокой спинке, почему-то ей представлялся дракон, отчетливо и живо, огнедышащее существо, тень его вот-вот точно скользила перед ее взглядом среди изящных зданий, отчего-то она знала и их (пагоды, утопающие в розовых садах, где-то далеко, как сквозь сон), зачем все ей представлялось это - она не знала, ведь в жизни этого не видела, все бродит, ищет по свету себе дом, надежного друга, что был бы похож на нее...
Смышленая снежная крупная не на шутку птица с круглыми-круглыми глазками, в моменты испуга становившимися еще более круглыми, вся пушистая, забавно топчущаяся и пробующая стрелять со всей душой и чистосердечно-криво из лука походила на эту роль (она тоже была точно не дома, иначе бы походила на сестер, безразлично-гордо кланявшихся старшей сове, не перечила последней и не скучала бы в походе)...
Но что-то, тонкое и легкое чувство подсказывало Журавлю - еще будет что-то впереди, еще откроет она для себя новый, по-настоящему родной мир, где нет снега, завывающего ветра, и непонятных цепочек из ледышек, свешивавшихся прямо откуда-то сверху - Ледяной Владыка вот-вот покажется...
Каково же было ее удивление, что вместо дракона им был... грузный и довольно безобидный морж, скучающе похлопывающий себя по одному пышному и седому усу ластой.
- Слышь, старый! - с нежной мордочкой скисшего лимона выступила вперед Сова, не зная, как еще целой рати ее соплеменниц вернуть у него единственный-один камешек. - Хватит лед катать - отдавай алмаз назад!..
Вместо гнева и грозных мер, Владыка... сонно прикрыл глазки и зевнул, вовсе не обращая внимания на птицу-ребенка, сердито насупившую мохнатые бровки и перья.
- Вроде морж... - язвительно-уныло стараясь себя и подругу развлечь, судорожно соображала его собеседница, от нетерпения-волнения, покусывая клювиком стрелы, - Что ж ты оглох, как тетеря?.. Видали, какая важная птица! - распространялась она, горячась и прыгая на спинке Журавля, - Вот уж триста лет ни стрелы, ни кража, ни переговоры - ничто деда не берет!.. Даже как-то невежливо для врага!.. - заключила она и, совсем разочаровавшись, отвернулась.
Владыка, тоже не в восторге, от того, что не дают забыть хоть
ненадолго скуку сладкой дремой, тоже чуть отвернулся и грустно опустил мордочку на ласты, видно было, что его совершенно не интересует что-либо - поговорили...
Девушке, когда она еще раз чутко посмотрела на усталые глаза и приунывшую мордочку моржа, вдруг пришла в голову мысль: "Он на самом деле не хочет воевать с совами!". Мысль озарила точно туман льда, который покрывал покои Владыки.
- Вы не хотите с ними воевать! - робко повторила она. - Ведь правда?
- Да! - оживился ластоногий дедушка, от радости чуть поскользнувшийся на ледянном троне, - Но триста лет не понимал, все сидело наставление деда: "Совы вредные! Не дружи с ними и алмаз их забери, пусть знают!".. А сам не знал, зачем его слушал...
- Вот это да! - оторопела Сова, - Прямо как мы...
И спустя секунду бывшие враги крепко обнялись и со счастьем, понятным только друзьям, принялись делиться рассказами о тяжелой судьбине друг друга, послав гонцов с желтым алмазом и провозглашением мира...
...После этого, как в сказке, как было, и не раз, этот маленький мир, льда и снега, растаял в спустившихся звездах и переливах синевы, Журавль оказалась в новом месте, где было жарко и был песок, пирамиды, маски древних правителей украшали коридоры залы с факелами, где не было никого, кроме нее и...
... Маленького, хрупкого голубя, с белыми, красивыми перьями, глазами приятными и кроткой головкой.
Голубь с любовью смотрел на расписной кувшинчик в форме маленькой статуэтки мишки из черного камня и золота, с рубиновыми глазами. От кувшинчика веяло прохладой, но он был плотно закрыт...
Девушку мучила жажда и она очень надеялась, что белая кроха с такой теплой и приятной для глаз грудкой поделиться с ней.
- Пожалуйста, дай мне чуть попить из твоего кувшинчика. - вежливо попросила она, скромно поправляя коротенькую блузочку на длинной-длинной юбке.
- Но кувшинчик - мой друг - он бережет для меня воду... - странно отозвался голубь.
- Можно, он будет и моим другом? - с улыбкой попросила Журавль, устав и присев на пустой саркофаг.
Голубь молчал, он жадно-равнодушно сжал лапки на крышке кувшинчика, может, как на одну и единственную радость, что у него была, но... вода в ней все покойно копилась, простаивала, и скоро совсем перестанет быть чистой и свежей, пройдут годы, прежде чем он откроет крышку и поймет это, что-то не давало чуть глуповатому в своей упрямости Голубю сделать это.
Она еще раз посмотрела на него - был ей приятен этот малыш, с аристократической осанкой, прогуливающийся среди миниатюрных золотых пирамид, рассуждающий о том, как он ценить понятие чистейшей и высшей, вечной дружбы (душевное братство), сколько поэтов и художников восхваляло это чувство, и как он сам его свято блюдет...
- Но кто твой брат, брат мой названный? - совершенно поддалась его обаянию она, бережно беря голубя на руки и гладя осторожно его худые от жажды крылья.
Он же торопливо слез с ее рук, видно оскорбившись или стыдясь ее внимания, видно кто-то имел для него более приятные впечатления, причем заключенные в круг "всегда". Задумавшись, девушка тихонько приняла это, еще раз пытливо осмотревшись - тишина, пирамидки, жаркое солнце, слепяще отражающееся в кувшинчике.
- Так вот, кто брат тебе? - с интересом почтительно снова спросила она.
- Да. - кратко ответил немногословный малыш с холодными глазами и так странно солнечной миловидной мордочкой, отодвинувшись к кувшинчику. - И я не собираюсь открывать его, тревожить его покой из-за кого-то там...
Журавль с грустью посмотрела на закат - впереди сухая и длинная ночь, по заунывности, ветер тут еще более ядовит и коварен, а солнце все равно будет резать лучами все живое, как в насмешку пустыням..
- Пей, ты ведь красивый, не нужно умирать, некому тогда будет любоваться на кувшинчик и беречь воду! - она взмахнула рукавом рубашечки и появилось блюдце перед изумленным Голубем со свежей прохладой...
...Далее она не помнила, что произошло, ее словно вновь подхватил круг спустившейся радуги и тонкого тумана, из которого начали
появляться причудливые сады с розовыми садами, что она видела точно во сне и наяву...
"Неужели - это мой дом?" - с тихой радостью спросила она себя, прогуливаясь под вишней и с почти детской радостью наблюдая за красными крохами-рыбками, встречающими ее и...
Луну, сияющую среди звезд, под тихую колыбельку ветерка, дождь осыпающихся лепестков с вишни (Журавль летела под облаками и искренне любила каждый кусочек этой земли, не была она такой дивной, как Север, ни такой странной, как край жаркого солнца, но была она сказочной, бесконечно притягательной для нее)...
Она знала, что и тут будет настоящий друг, похожий на нее, не сказочный и не странный, простой, но от этого не менее родной для нее...
И точно раз встретила она... тоже черно-белого журавля с красным пятнышком на головке, что грустно ходил по тихой реке, смотрел как уплывают лепестки вдаль...
"Они уплывут, и я улечу, куда не знаю, и где мой дом, мое сердце - найду ли?" - думал он, и девушка чувствовала каждую нотку этой тихой грусти.
...Она неслышно подошла и аккуратно погладила журавля, угостив зернышком и повязав на память ленточку от украшения к своему платью - совсем незаметно, они гуляли вдоль реки целый день, разговаривая без слов и понимая друг друга, но близилась ночь, и Журавлю пора было лететь в домик из звезд, творить мягкие и тихие мечты, сны и надежды для каждого ребенка и взрослого, мальчика и девочки той волшебной страны дракона, пагод и лепестков розового дождя...
Еще раз она погладила его и пошла, как услышала вслед: "Я буду здесь, ведь здесь мой дом и сердце".
Это был юноша, тихо улыбавшийся и смотревший осторожно в ее глаза, как в сказке, аккуратно просыпавшейся лепестками...
....Forever... and Ever...

[GazeRo888]

…Роза… Дона Карнажа…


…Тихо напоминала ему о звездах, синеве, в которых ему не спится уж столько ночей…
Они стали чем-то сказочным и наполненным разными мечтами, где он забросил саблю и пистолеты, командование пиратами и возню с глуповатыми и нерастороплными Рашпилем и Самосвалом, всегда раздражавшими до нервных покалываний в порванном ухе; но с некоторых пор…
«Да что-то привычно… Я… не злюсь на них, странно, совсем не злюсь! – с приятным изумлением отметил Дон, поправляя мундир и прогуливаясь по палубе корабля, любуясь дрожащей лунной дорожкой, - Как тихо сегодня… Свежо, вот следы луны… Ой… Что со мной?..»
Карнаж в задумчивости отошел к своей каюте, со страхом поймав ласковую мягкость в глазах и едва заметную улыбку – они скрывались долго, ведь бравый капитан, гроза полетов и грабежей, он стыдливо скрывал себя и свои добрые черты под колкими замечаниями товарищам и искуссные монологи под сверкания саблей, так солиднее, привычней, так принято…
«Что со мной?.. – спросил себя он, поглядев на зеркало в своей комнате, рассеянно проследив за картами и радарами, покрутив руль, недолго (отчего-то мир вокруг стал непривычным, суетливым и в то же время замедленным, освещенным точно дивным туманом, еще загадочней того, что покрывал море и небо, спешить было некуда) – Я плюю на правила?.. Стоит ли думать о них, к чему это все?..».
И далее, пока мерно гудел где-то в глубине корабля мотор, ветер старался передразнить ругню и сплетни экипажа, молодой пират продолжал размышлять и открывать для себя новые мирки мыслей, что переплетались, озаряли глаза радостью или грустью, но чаще всего исчезали – нечто случилось, что погружало его в дрему и чувство слияния с биением своего сердца, он осторожно слушал его, как…
В дверь его кабины высунулась дверь с последующим развеселым-дурашливым вскриком: «О, Дон! Вы что, так в себя влюблены, что розу сами себе дарите?» - и хиртая мордочка Рашпиля понеслась быстрее пули со своим хозяином нести издевку остальным воздушным разбойникам славного стального грифа.
Погруженный в сладкую негу состояния сна наяву, Карнаж только чуть удивленно повел ушами, вскинул красивые брови и поджал губы, легко отпустив от себя мысль: «Хм, стучаться б надо!..» (она была лишней в бескрайнем и бездонном океане звезд, вспоминаний и фантазий).
Они тихонько спрятались в дрожащих каплях росы, крошечными жемчужинами украшавшими упомянутый цветок – нежно-розовый, ароматный, хранивший каждое признание и потупленный взгляд, принадлежавший ему и…
«И кто же а Донна?.. – из-за дверей каюты Карнажа опять высунулась ехидная физиономия, на этот раз Самосвала, - Не… Не Вы ли?..» - хлоп! – несмотря на свои внушительные, даже огромные размеры по сравнению с небольшим капитаном, туго соображающий друг Рашпиля боялся командира как огня.
«Отбой!» - мягко сдержался он вдогонку, чуть склонив голову, как прислушиваясь к своей неслышно поющей душе, ведь чувство укрепило в нем врожденную тактичность аристократа и ласковое отношение.
После – он вновь погрузился в мирок розы, в лучах луны кажущейся почти белоснежным, мягким и теплым облаком, тонким, как и глаза той, ради которой выращивалась она…
«Она возьмет ее, не поднимая глаза… Но я все равно утону в каждой их блестинке, - внутренний голос его шептал, словно боялся, что кто-то услышит, - Ведь в них столько чистоты и тепла, среди палящих боев и конфликтов, холодных горизонтов – это чудо… Я… Я осторожно обниму каждую его частичку, согрею его своими руками и…»
«И что ж мы молчим?» - в каюту высунулись две ехидные улыбочки – напарники объединились в цели подшутить.
«…И… и… И…» - вслух романтично вздохнул Карнаж, с достоинством поправив воротник мундира и, приветливо чуть поклонившись им, пройдя мимо застывших Рашпиля и Самосвала. Видно пираты ждали привычных подколок в ответ, крика, рычания, оплеух, подзатыльников, замахов саблей… Однако ничего этого не было. Почему – загадка…
И только нежно-розовый цветок, бережно уносимый капитаном в руках надежно хранил его тайну (он влюблен)…
…Роза… Дона Карнажа…
…Тихо напоминала ему о звездах, синеве, в которых ему не спится уж столько ночей, о ней…

[GazeRo888]

«Неформальная» история

В моей школе возникло странное разделение на готов, рокеров, эмо… Я относилась к этому спокойно, пока моя лучшая подруга Алена не начала страдать по поводу своей принадлежности к течению эмо.
- Мне надоело выслушивать в свой адрес словечки о моей слюнявости, плаксивости и отстойности. – сокрушалась Алена, всхлипывая носом.
- Что делаешь после школы? Застрелишься или утопишься? Не забудь меня пригласить: всегда хотел увидеть, как вешаются эмо! – сыпал издевками голос позади меня.
- Вот видишь! – драматически воскликнула подруга и разразилась рыданиями пуще прежнего.
Конечно, мне пришлось выяснять отношения с обидчиком. Но, вновь подходя к Алене, плачущей в три ручья, подумала: подругу надо защищать… Да кто защитит ее лучше, чем она сама? Ведь если я буду бить и отчитывать каждого, кто будет дразнить мою подружку, того и гляди – Терминатором стану! А подруженька моя стеснительна и скромна. Где бы ей взять храбрости? Уже в шаге от Алены вспомнила о рокерах и меня осенила мысль.
- Слушай, Аленка! Есть способ! – хорошенько продумав эту мысль, ликовала я.
- Ты о чем? – моя «царевна - Несмеяна» наконец оживилась.
- Пойди пообщайся с рокерами. Авось научат они тебя смелости.
- Не хочу! – капризно надула губки Алена – махровый представитель эмо – Музыка у них грубая и тяжелая.
- Причем тут музыка?! – немного вспылила я. Заставить подругу сделать шаг к небывалым эмоциям показалось мне безнадежным.
И тут пришел на выручку…гот Дима!
- Хочешь, отведу к моему другу? – бодро обратился он к Алене.
- А у него тоже в фаворе этот мерзкий рок? – упрямо осведомилась та, всем видом показывая отвращение к рок–культуре. А я думала, что враждуют эмо только с готами.
Да, друг был рокер, да не простой! Дима в красках описал, как друг – Гриша жить не может без глэм - рока.
- Да и сам он – вылитый Дэвид Боуи! – восторженно заключил Дима.
- Опять рок! – бездумно пробубнила неумолимая Алена.
Гот пожал плечами и ушел, пообещав завтра привести Гришу для знакомства.
Признаюсь, я в направлениях рока не сильна, но ужасно обрадовалась, что подруга будет учиться смелости на волнах глэм – рока.
После школы пришлось объяснять Алене на пальцах, что вышеупомянутое направление ничуть не грубое и тяжелое для слуха.
- Представь себе, что взяли поп – музыку и сделали ее немного бодрее, необычнее – терпеливо растолковывала я.
- Что я, рок не слышала?! – рассердилась Алена.
- Там рока того! – жалобно пискнуло у меня в горле от безнадежности – Ну умоляю, познакомься ты с Гришей, вдруг понравится! Храбрее будешь!
- Ладно! – снисходительно бросила подруга и под заунывную мелодию (с выражением неги на лице) скрылась из виду.
На следующий день я оторопела: в коридоре стоял Дима и весело разговаривал с юношей, который являлся копией… Быть того не может! Пока соображала, от чего ж это известный музыкант посетил нашу школу, подошла Алена и сердито уставилась на меня, говоря: «ну и где этот рокер?». Неслышно приблизился к нам Дима с этим «чудом природы», вернее с Дэвидом Боуи, который почему-то свободно болтал по-русски.
- Прошу любить и жаловать – Гриша! – церемонно представил гот своего друга.
- Ой, знаешь, а ты страшно похож на… - залепетала я, еле опомнившись от удивления.
- Я не сильно рад этому! – усмехнулся «Дэвид»
- У нас Алена тоже не рада тому, что стеснительная очень! – сказала я, вспомнив свою задумку прибавить подружке смелости.
Потом Дима предложил не мешать разговору Гриши с моей подругой и я поддержала эту идею, мысленно недоумевая, чему может быть «не рад» человек, похожий на знаменитость…
Могу сказать, что если не считать страха Аленки перед наркотиками и алкоголем (которые, к сожалению, в неформальных группировках не редкость) и изначальной брезгливости к моде рокеров, на свидание с Гришей она согласилась без претензий.
Оказалось, глэм – рокер (как мне Алена рассказывала о Грише) – личность творческая и культурная. Он писал стихи о смысле жизни и с удовольствием читал индийскую мифологию. Ничего в нем не оказалось общего с грубыми нахалами, напротив, он общителен, весел.
Алена также оказалась не плаксивым нытиком (так у нас в школе величали эмо), а тонкой и глубоко ценящей искусство девочкой. Которая любила рассуждать о философской стороне сказок, о волшебном происхождении мира. Гриша полностью опроверг стереотип о том, что эмо – стервозные товарищи, думающие лишь о своих показных истериках и вое. Алена искренне восхитилась его оригинальным музыкальным вкусом. Она оценила, что кто–то еще понимает: уходящим надо дорожить (на то оно и уходящее!)
После общения с Гришей Алена стала веселее, раскованней. Она забросила свои заунывные песенки о неразделенной любви и стала проповедовать среди эмо жизнерадостность и оптимизм. С тех пор Алена ни разу не пожаловалась мне по поводу задир класса. Я понимаю почему: она из слезливого романтика превратилась в яркую, смелую личность, которую полюбил весь класс.
Гриша тоже изменился: стал задушевным, обаятельным. До знакомства с Аленой его беспокоило то, что девочки считали его Бармалеем, бесшабашным и легкомысленным. Алена послужила началом его увлечения… песенками в стиле эмо! Гриша объяснял это увлечение желанием лучше изучить психологию девочек. Чтобы, на случай если влюбится, знать, как не сделать даме сердца больно…
Да, вот такой прикол! Я поняла: дело не в музыкальных пристрастиях, дело в человеке. Есть правило: «с кем поведешься – от того и наберешься». Правда действовать может оно по-разному.
Мог ведь тот же Гриша, проникнувшись традициями эмо - культуры, стать последователем этой культуры и без причины, «из принципа» проклинать весь рокерский род.
А та же Алена, напитавшись смелостью рока, задумать какое-нибудь криминальное приключение (побить тех же эмо за нелюбовь к «косухе») и наслаждаться творчеством любимых рок - исполнителей за решеткой.
Другими словами, не стоит питать слепую ненависть к неформальным течениям. Но и не надо также безрассудно подражать традициям этих течений. Все хорошо в меру, даже неформальность.
Иначе, если все неформалы станут одних мнений и увлечений, то они, являясь экстравагантной частью общества, превратятся в отдельную серую толпу.

[GazeRo888]

Баловень Балу
(Или "Почему... не ушел Кит?")

...Как-то проснулся как-то в постельке, протер глазки, потягиваясь после сладких снов - ему очень радостно было встать утром, когда солнышко звало гулять и резвиться с подружкой, или самому шалить, лазать по деревьям, стрелять из рогатки по лягушкам...
Да мало ли на свете есть развлечений? Кто, как не веселый медвежонок Кит знает об этом, на бегу одевая кепочку и футболку со штанишками - приключения заждались!
"Завтрак!" - вдруг слышится громкий и бодрый голос, от которого... малыш скучающе присел на кроватку и подпер щечку кулачком с мыслью: "Ну сейчас начнется!".
И действительно, не проходило и секунды, как в его комнатке появлялся медведь Балу, в смешном фартучке, с большой ложкой и подносом, до отказа наполненным всякими вкусняшками - манными кашками с соусами из меда и сгущенки, мороженками-пироженками, в форме мишки, солнышка, лимонадиками, йогуртами...
Кроха Кит уныло поправлял воротничок, с любовью завязанный Балу и открывал рот (его чудной друг почему-то очень был рад покормить его так, словно совсем крошечного, после каждого блюда тщательно вытирать ему воротничком ротик). Этот трогательный ритуал сопровождался рассказами о том, как старался для медвежонка Луи, как весь ресторан его готовил ему сласти, что надо непременно порадовать "старину-трудяжку"...
И крохотному помощнику пилота делалось еще скучнее - после этой фразы Балу обычно убирал посуду и отводил Кита в другу комнату, где тот неустанно, в течение нескольких часов должен был тщательно... Прыгать, бегать, танцевать и смеяться над собой или от игрушек-щекоташек (то был уголок кривых зеркал, игрушек и просторной площадки).
Только пробовал себя развеять медвежонок чем-нибудь занимательным, к примеру, начнет делать самолетики из бумаги, чтобы с малых лет приучаться к роли пилота, в фантазиях управляя таким же огромным кораблем, как и Балу, или читать учебники или истории о виражах, как...
Чуть не влетает к нему Балу с охами, судорожно отбирает, оттирает лапки от бумажных самолетиков, как от грязи или чего противного с всенепременным восклицанием: "Ты же устал после физкультурки, малыш! Отдохни!.. Ты ведь не хочешь, чтобы твой любимый Папа-Мишка расстроился?.." ...
"Ну ничего не поделаешь, раз надо отдыхать - придется отдыхать!" - с пониманием кивал ему Кит и, глядя круглыми живыми глазками, наблюдал, как медведь расстилал ему кроватку, сам устраивался рядом и, еще раз куда-то сбегав, возвращался с новыми аппетитными вещами, книжками со сказками и крохотным плюшевым мишкой, так похожим на его маленького друга.
Все это давалось медвежонку и так ласково, так много и насыщенно (помимо кормления и чтения сказок Балу успевал поиграть с ним в ладушки, города, порассказывать байки), что он не замечал, как... засыпал, утомленный и немного, как-то незаметно снова радостный (хоть и необычный досуг, с его точки зрения, а приятно, что он есть).
Кит думал о том, какой необычный и интересный у него приятель, в душе, видимо, тоже медвежонок, как он хочет его порадовать и подарить счастливое детство, и засыпал, капитан Балу укрывал его одеялом и тихонько уходил; совсем не жалея о проведенном с ним времени, быстренько вспоминая о своих обязанностях (он был тоже счастлив иметь рядом такого чудного малыша, и потому все успевал).
А проснется медвежонок - ему сразу так легко и радостно на душе, что снова хочется сделать приятное этому крохе, чем-то так напоминающему его самого маленького резвыми ножками, любопытными ручками и пухлыми щечками, умными ушками, и... начинается все заново, сияет ли солнце, луна ли в небе, присыпает ли снежок, иль распускаются цветы, будто ль замирает время, или все незаметно бежит оно...
И однажды, осознав это, Кит сказал себе: "Хватит, я уже взрослый!", хотел сбежать с корабля, как осмотрелся - впереди незнакомые улицы, неизведанные горизонты, тайны и дали, возможно и трудные, и опасные, а корабль Балу - так знаком, уже родной, там всегда примут, подскажут, как быть...
Быть может, в
один момент он посмотрит на себя и поймет - он уже не маленький медвежонок, которого так любил его Папа-Мишка, и неизвестно, какой ещё холод и запертые двери встретит он в будущем, а понежиться в кроватке уж не получится (и суть не в ней, а в том, что когда просыпаешься, знакомый до улыбки голос скажет тебе: "Завтрак").
Да, пусть некоторое в их с Балу отношениях и переросло себя, что-то повторяется, порою кажется смешным, иногда - странным, но... вдруг это и есть тот сладкий, волшебный миг детства, что больше не повторится, не догонится, хоть о чем, как не о нем мечтается потом так остро, не будет ощущаться и вспоминаться так ярко, как сейчас? Кит проникся этой мыслью и... тихонько всплакнул, побежал обратно.
"Что случилось, малыш, кто тебя обидел?.. Не замерз, пока гулял?.. Не поранился?.. Голоден?.. Если да, то я сейчас тебе кремовый суп сделаю с патокой!.." - как всегда расплылся в заботливых расспросах Балу, торопясь с приготовлением чего-то восхитительно ароматного и, вероятно, очень вкусного.
"Папа-Мишка! Ты - лучший в мире!" - бережно отметив сердечным носиком запах этого, воскликнул Кит, с размаху прыгнув в лапы к медведю, искренне и крепко обнимая его, так же тепло, как и солнышко...
...Будит лучиками оно тебя в нежащей постельке, когда настроение прекрасное, и можно бегать с подружкой, шалить, лазать по деревьям, стрелять из рогатки по лягушкам...
Ведь ты - баловень Балу...

[GazeRo888]

Delirium…

...Шаги его уже тихо приближались, не предвещая ничего доброго. Замок еще чутко спал, сонно играясь огоньками канделябров, а мрак на цыпочках уж поблескивал пронзительным лезвием не то молний, не то...
Его рыка, редкого, но пробирающего до мурашек своей мистической густотой; бродящей гулко по тусклым лабиринтам коридоров и лестниц.
На миг стало тоскливо и захотелось спрятаться от этого, от проносящихся светящихся силуэтов и листьев теней, которых в помине не было - то виднелись отголоски того, из чьего выреза бедного пиджака когда-то, оптимистично и робко, выглядывала вылитая буковка "И"...
Замок, словно, совсем привык к ней, к его внимательному взгляду темных глаз, очень странно теперь скрывающихся за высоким воротом и складками буквально бескрайнего плаща.
Один раз закат ослепительно дернул ворот и открыл их, злорадно усмехаясь и отворачиваясь на мольбы и почти призрачную дрожь их хозяина. Снова проносятся мигом игра паутинок тумана, стрелки предупредительно шипят и... вдруг оглушают едва слышным, чуть ли не колокольным, звоном - он долго и безмолвно кричал, зовя кого-нибудь, кто бы успокоил, утешил, сорвав с потолочных роскошных цепей и кинув во тьму алмазные решетки его ядовито-золотой темницы.
Она же только кривляется скрипящих хрипло покачиванием, пробуждая от сна быстрые, живенькие ручки, глазки, хитро-безразличную улыбку...
Огромного, медленного порождения, уверенно преследовавшего его, терзая воспоминаниями о маленькой, дивной Сказке, смешно и неумело прятавшейся от него за дождем вымысла дел, шороха темноты и... поругиваниями добродушного, но обремененного домашними хлопотами, друга - малыша-слуги.
Сейчас - ночь, тормошащая перепугано всех и приказывающая малышу чутко ходить по замку: порождение не желало покидать его мерцающий полумрак. Решительно маленькие шаги приближаются к нему, таинственно покачивающемуся в сыром воздухе, стеснительно теребящему бескрайние рукава и капюшон пречерного одеяния, как будто, ожидающему его; и обнаруживают...
Знакомый ласково-печальный взгляд, преданно ожидающего возможности вновь почувствовать хоть на миг благовейные радужные искорки голоса неповторимой Сказки. А угрюмый замок чинно и упрямо шествует по кругу своих забот, нахмурившись и обязав ее, такую хрупкую и неповторимо-трогательную таять в водовороте серости скупого и жестокого царапания... когтей, страшного черной сединой, заката; того самого, из-за которого его пленило жуткое темное порождение...
И его, трепетавшее при одном вспоминании о Сказке, лицо исказила на четверть, как кусок мерзко-черной повязки, тьма; нагло и победоносно чиркнув по его брови жгучей, так и не зажившей, раной.
Малыш опускает руки, самоотверженно приготовившиеся стукнуть метлой, притихло провожая глазами смущенно-тепло удаляющееся в причудливые лунные узоры углов, высокое, фантасмагорически удивительное, порождение, под булавкой-буковкой которого навсегда уносились удивленно-робкие, чудные глаза Сказки...

[GazeRo888]

Тысяча и один… лучик…

Тихонько коснется твоих ресниц, ночью, и, когда белоснежные лунные паутинки охватывают роскошные дворцы, ты увидишь…
Как неаккуратно падают горшки и старенькие вазы в твоем доме, залают все соседские собаки на чей-то робкий, глухой: «Апчхи!...»; вот досада – жаркий день приготовил тебе на ночь много мечтаний и снов, а тут…
Воображение тут же занялось судорожным целым… творением желаний (ну наверняка же, это пришел джин); и, как-то даже, не удивляешься этому – хочется и новый кафтан, и красивую, богатую невесту-дочь султана, и комфорта, денег для, все унывающей в бедноте, матушки, и…
Все усердно представляешь, какой силы, чина залетевший к тебе джин; ведь если это «сильный и могучий» Повелитель джинов, можно попросить у него стать кем-то, кто будет куда богаче и знаменитее султана, а если он окажется каким-нибудь мелким джиннишком, то… пусть тогда хотя бы сделает советником управителя твоей деревней, ведь должность стабильная, пусть не столь почетная, зато довольно прибыльная…
Но, конечно же, больше-страстнее всего, тебе хотелось уметь вот так летать, прятаться во всякие там кувшины и лампы, менять облик и даже становиться невидимкой, а главное – колдовать, как джин… может, тебе удастся разжалобить его, приманить, подружиться (тогда, хотя бы часть своей силы он передаст и – все станет твоим, рано или поздно)?...
Однако… отказываешься верить в происходящее и только, с досады и стыдливой скорби, укрываешься с головой несчастным одеялом: кто-то, совсем крошечный, почти прозрачный и мерцающий молочными искорками, с забавной чалмой, надетой поверх капюшона его дивного платьица, приблизился к нему и…
«Простите, Вы не подскажете, где тут ближайший замок?... Я… наверное, все-таки не дома…» - робко он чуть попереминался со складки платьица, чуть парящего над землей, на складку, и, задумчиво-не теряя надежды, вздохнув, улетел…
Наверное, туда, где тысяча и один… лучик, вдали от дремлющих пальм и жарких дюн твоей страны, среди прохлады лесов и лабиринтов замков, вдруг…
Тихонько коснется твоих ресниц, ночью, и, когда белоснежные лунные паутинки охватывают роскошные дворцы, ты увидишь…

[GazeRo888]

Мечта Шер-Хана


- Скупить все и всех (это так заманчиво). Тигр был уверен, что будет счастлив, когда он добьется этого.
Что ему мешало? Он имел под колпаком самого Карнажа, его все боятся и платят налоги, и в своих глазах даже славного Луи с друзьями его когти и клыки алчности пробовали на вкус.
Все было, ВСЕ. Нет такого места, откуда б не падала в бездонный карман роскошного костюма Шер-Хана монета, нет таких противников, которые б не завидовали ему и из своего блага покупались на его богатства, готовые терпели мрачность его офиса.
Но в один миг он задумался - а стоит ли все этого? Тигр представил себя на месте тех, над кем он насмехался - бедным и жалким, ищущим защиты и чем прокормиться.
И тогда такому оставалось идти к богатому и сильному, хитрить, быть услужливым.
Или не только так? Тигр закурил, задумчиво глядя на кольца дыма, задаваясь одним вопросом: "Можно ли иначе, чем ради всего угнетать и служить этому абстрактному всему?".
Он вспомнил доброту Балу, ум Кита, веселый и добродушный нрав Баламута, у них всегда светло, много друзей, умеют ладить и делать вчерашних врагов союзника, и кажется, даже солнце сопутствует им.
А под ласковыми золотыми его лучами растут цветы, плещутся ручьи, слышен радостный бег кого-то навстречу друг другу, смех счастья...
"Может, это - настоящее ВСЕ?" - догадался Шер-Хан, почесав макушку.
Он понял, что надо меняется, к лучшему, тогда без всяких денег исполнится его мечта.

[GazeRo888]

Лес кадов

Первое впечатление о нем: попадаешь в сказку - кругом мягкая листва из огромных папоротников и цветущих деревьев, переплетающих кроны с лианами.
Это необычный лес, и жизнь его сложна, хоть и кажется волшебством. По утрам просыпаются подводные вулканы, что будоражат к жизни страшных скорпионоподобных хищников.
Один из них опять пошел в направлении болота не солоно хлебавши - лес будто опустел, улыбаясь вслед лучами рассвета. Но тут его жилистые ноги алчно зашуршали: близпроизрастающие кусты очень аппетитно трясли жиденькими ветками.
Скорпионоподобный со всей скорости устремился туда и радостно защелкал клешнями - перед его глазищами предстало маленькое существо, о двух ногах и руках, потерявшее дар речи от неожиданности.
То был человек, вернее, его более впечатлительный и хрупкий представитель - девочка. Она, конечно, тут же пробовала убежать, но ноги не слушались, запутавшись в лианах. Был бы... привычно-радостный сюжет для хищника и печальный для нее, если бы не цокотание с выси группы деревьев.
Оно длилось минуту, сопровождаясь мельканием в листве очертаний крупных фигур, сильных и ловких.
И, не успела девочка и опомнится, как на землю очень аккуратно спрыгнуло несколько существ, напоминавших одновременно морских свинок (по мордочке и крупному тельцу) и львов (по длинным передним лапам и хвосту), белых и устрашающе царапавших когтями впереди нападающего.
"Опять кады!" - кисло рыкнул, очевидно, в мыслях скорпионоподобный и, оставив девочку, бегом кинулся в оставленном направлении. Она смотрела ему вслед, с изумлением потом робко трогая угощение и мягкие листья с ворсинками, принесенные ей группкой этих удивительных творений.
Скоро, через несколько лет, их лес превратится в мегаполис, а все, кто их пугал и охотился на них, останутся за стеклом в музеях. Девочка оглянется вокруг и найдет все несколько иной, ожившей сказкой, но время не тронет память о них...
Их лесе (кругом мягкая листва из огромных папоротников и цветущих деревьев)...

[GazeRo888]

«В белоснежной тишине…

…Немного тоскливо, хоть и есть красивые ниточки луны…
Скучаю по прежнему солнцу, его лучикам, что сверкали так красиво и играли в воде, точно рыбки; по тебе.
Когда же ты вновь, как прежде, забавно-нелепо зажмуришься и пройдешь по кромке льда, точно по лепесткам цветов?
Я помню, это для меня словно сказка, она так утешает и помогает забыть об…
Впрочем, умолчу об этом, лучше скажи… когда ты вернешься, принесешь в мое сердце маленькое, бесконечно-трепечущее счастье (ночи стали неимоверно темными и жуткими… Вокруг вспышки сияния по ночам и сотни глаз, на которые не хочется оборачиваться одному)?
Расскажи, тебе там интересно, нескучно?
Может, последовать за тобою (поверь, я не боюсь кровожадных зубов наших недругов или присоединяться к группе тщедушных крупных усатиков)?»

- так летели его слова, не взирая на ледяные лабиринты и снежные вихри, дни и ночи ожидающие ее, пусть и самого простого, ответа; что внезапно сверкнул недобрыми отголосками следующего:

«Тебе тоскливо?
Ну так съешь жирную рыбку, поболтай с приятелями, посмотри на сияние, покатайся на льдинах (мы набрели на такую сладенькую черную реку, в ней так здорово плескаться, что… совсем не хотелось и отзываться!).
Вокруг бегают какие-то смешные, ласковые мишки в разноцветных шубках – они играют с нами и зовут в «теплый домик, где нас ждут комфорт, восторг и новые друзья».
О, если бы ты знал, как мне тут хорошо (совсем не хочу возвращаться, тут такие мягкие кроватки, яркие лампочки и вкусные конфетки, а еще – море игрушек, не то, что выточенные сосульки, которые тают)!
Если ты не ленишься, не струсишь, можешь следовать за ярким-ярким огоньком в воде, на который мы плыли, будет бесконечно-весело (хотя, знаешь… я не настаиваю, зная твои привязанности к холодной серой кормушке и скучным соседям; делай, как хочешь!).
А я… не вернусь!
Ведь буду там, где мне никогда не будет скучно, как в наших краях, в том мареве блеклого сияния какого-то, как… с тобою!»

- чувствуя каждым уголком своего сердца эти слова из, смутного, неясного «далеко», он встрепенулся, ощутив какое-то больно кольнувшее чувство тревоги (оно точно сказало – спроси, где она, ищи ее скорее! И…

«Где ты?... Я не вижу никакого огонька; неужели…
То была ловушка! Возвращайся, слышишь, тебе не будет «весело», тебя не ждут друзья нигде, кроме нашего дома; и…
Услышь, там нехорошо, очень нехорошо, вернись ко мне; умоляю, ответь, где… ты сейчас!
Я не буду больше общаться с соседями, которое тебе скучны, буду плыть дальше всех за самой вкусной рыбкой, сбиваться с ног и искать для тебя алмазы, а не сосульки, только… не иди к тем «мишкам», прошу!
Вспомни, какие чудесные лучики солнышка весной, что зима… пройдет у нас, будет опять тепло и весело: мы будем гулять с огромными усатиками и прятаться в цветах, от недругов (они нас не найдут!)
У нас не тоскливо, у нас… дивные струны луны, они всегда готовы тебе подарить сладкие конфетки сна и мягкие перышки облаков… Я достану все это, лишь для тебя, только…
Отзовись, вернись!...»

- но… эхо этих строчек его сердца так и осталось безответным; хотя, бродя по заснеженным долинам и ледяным лабиринтам пещер, уныло проходя мимо друзей и соседей с едой, он все ждет ее…

В белоснежной тишине, в которой…
«Почему-то ему стало грустно…
Хоть и есть красивые ниточки луны…»

[GazeRo888]

Принц-Паук

...Маленькое его тельце с трудом передвигалось, оставляя длинные ниточки росы за собой (странно, но она падала и держалась, переливалась на снегу).
Принц смотрел на длинные дорожки и думал: "Как хорошо, что я еще жив; просто дивно - жить!". С трудом побрел он дальше, любуясь, как впервые, белоснежной малышкой-луной и звездочками...
Они освещали дворец его рода - редких королей, умевших по своему желанию превращаться в пауков, что имели длинные, тонкие волшебные лапки, в минуту опасности высекающие огонь, в минуту нужды плетущие жемчужную паутину, в момент радости одаривающие бусинками магического льда, навевавшего снов.
Пока облачка на небе были такими же беспечными и веселыми крохами, как и принц-паук, не ведал он, что можно было использовать волшебную силу своих лапок, все играл и угощался сластями с придворными мальчишками и девочками, радуя короля, доброго и мудрого, в жизни никого не оставлявшего, для любимого сына, не жалевшего ничего, и казалось малышу-принцу, что так будет всегда...
Но внезапно, раз постигла беда королевство - заболел король, тяжело-тяжело открывал глаза и мучился от жара, никто не мог ему дать лекарства; только у его сына была возможность лапками вызвать бусинки льда, что мог растаять и утолить жажду отца; да невдомек мальчику было, все баловался он таким ценным чудом, стреляя им по пролетавшим, смешно падающим от этого мухам, не слышал встревоженные оклики слуг: "Ваше Величество, Его Высочество пить хотят!.." ("Сейчас, подождите, приду!." - увлеченный игрой, принц все не спешил на помощь к королю)...
И скоро грустный дождик покрыл тяжелые тучки, когда-то бывшими легкими и приятными - остался он сиротой, легла на его плечи тяжкая забота о государстве, но больше его огорчало, что более не поиграть ему волшебными бусинками с мухами: исчезла одна из лапок. Принц грустил, злился, переживал, а потом успокоился, решив: "Наверное, это от переживаний отпала, ничего страшного, ведь их еще семь"...
И стал дальше жить, скучающе слушать министров, осматривать свои владения, и больше-больше все отвлекаться на балы, верховые прогулки, хвастовство перед соседями и щегольство перед красавицами, не замечая, как солнце скучает по доброму королю и все ждет, что его сын повторит его бескорыстие и доброту...
Увы, годы все шли, а Его Величество все не желало меняется, считало, что богатство, семь волшебных лапок паука дадут ему все необходимое, что можно по-прежнему жить в роскоши и довольстве, раз принц; не оглядываясь на медленно уходившие солнечные лучики...
Они ушли далеко-далеко, за снежные долины, послав взамен себя вьюгу, снега и лед, каких не знала страна никогда, королевство покрывалось снежной пустыней, мерзли люди, но продолжали не жалеть своих сил на благо молодому королю, верили в принца, что он отблагодарит их теплом души и лапок... Однако он не огладывался и на них, убежал из дворца, спрятавшись в гроте и высекая огоньки только для себя...
Снег кружился-кружился и перестал, тихонечко выйдя белоснежными шажками вдаль, оставив его еще без одной лапки.
Тогда принц задумался: "Какой же я паук с шестью лапками? Отчего так?.. Может, это из-за моей жадности и трусости?.. Да, больше я никогда-никогда не буду жалеть ничего для тех, кто попросит меня о чем-то!". С этой мыслью он отправился назад, домой, пробуя раскаяться, смягчить народ, что озлобился возвратом бросившего на гибель правителя - поджигал замок, поднимал бунт, грозился устроить самосуд над принцем, а тот...
Все ткал и ткал жемчужную паутинку, отдавал ее в несметном количестве каждому встречному, покупал на нее пиры, развлечения для всех, просили и просили еще - и ткал, и ткал все больше, хотя не знал, что драгоценной паутинкой просто хвастаются или дарят друг другу за лесть и подарки, а нужда давно утолена, давно подавлена жадностью и стремлением разбогатеть, жить роскошнее принца, порождая вихрь недовольства, лжи, силы, что не знает удержу...
Он снова бежал оттуда, уже не печалясь, что у него только пять лапок, не думая, что когда израсходуются все они - он умрет, по старинному проклятию его рода, если не полюбит его искренне простая девушка, а огорчаясь только от одного - некуда идти, нет друзей, нет дома, над головой бескрайнее небо, впереди - бесконечный лес, придется там жить в одиночестве до конца дней...
Листики леса шумели и навевали снов, мерцали приятные светлячки, в лесном озере плескалась рыбка, она была грустна и пузырьки ее походили на слезки.
"Почему ей грустно?" - спросил себя раз принц, наблюдая за ее медленными движениями в озере, видно, ей было так же одиноко и грустно, как и ему. "Если б я мог понимать ее!.. Я бы все сделал, чтоб утешить ее!" - воскликнул в сердцах он, поймав себя на мысли, что ему очень приятны, чем-то родственные ее легкие, пышные кремового цвета, с искорками, точно в алмазах плавники, хвост и глазки, глубокие, зеленые, печальные.
Зажмурившись, он превратился в паука и оторвал от себя лапку, загадав желание. Ленточкой рассыпалась пятая ножка волшебных сил, укрыла, точно одеяльцем, рыбку, и миг спустя он услышал ее, ее голос был добрым и ласковым, таким, что все горести забывались и совсем не тяжело было подойти с трудом на четырех лапках к ней...
Она открыла принцу целый, новый мир, где у каждой тропинки леса есть своя история, где днем солнечные зайчики сливаются с трелями соловья, а каждый листик и зверек имеет свой язык; дни и ночи незаметно проходили в общении, в путешествиях в еще один мирок (ненадолго, но по нескольку раз в день, когда в своем обличье, когда пауком, принц нырял вместе с ней в озеро, любовался живыми переплетениями водорослей, радугой рыбок, крошечный жемчужинками; все для него было сказкой)...
И как во сне наяву он понял, что... не сможет больше покинуть рыбку, ее тихое озеро, исполненное тиши и прохлады, ведь это точно возродило его, разбудило желание исполнить заветную ее мечту, подарить счастье ей, как сделала это она...
"Скажи, что ты хочешь?" - спросил он, волнуясь, готовый сделать королевой, хоть и сам давно не правит королевством, осторожно гладя ее украдкой слабыми, тонкими лапками и вздыхая вновь бессонными ночами в мечтах, что она попросит сделать ее девушкой, он полюбит ее еще больше, еще более прекрасную, как сделает ее своей женой, забудет свое прошлое...
"Хочу стать птицей!.. " - шепнула она и, не успел он оглянуться, сама резко оторвала ему четвертую лапку...
Долго-долго он пробовал бежать вслед за ней, но на трех лапках это было очень трудно, он упал, уснул...
"Как хорошо, что я смог проснуться!.. - с тихой элегией вспомнил принц-паук все, что было, снова встречая луну и снег, - Я еще живу, что за диво!.."...
И осторожно зашагал он дальше...
...Маленькое его тельце с трудом передвигалось, оставляя длинные ниточки росы за собой (странно, но она падала и держалась, переливалась на снегу)…